Владимир–иконописец - страница 4
Эти безмятежные детские воспоминания приходятся на трудные для Комаровского годы, когда он сильно бедствовал, преподавая рисование в сельской школе, перебиваясь случайными заработками, и в первый раз был арестован.
В 1918-1919 (по другим сведениям — не позднее 1923 года) им была создана больших размеров Донская икона Божией Матери — суровый и трагический образ послереволюционной эпохи, вошедший в историю русского искусства как одна из лучших икон XX века (ныне находится в Покровской церкви Свято-Данилова монастыря в Москве)[2]. Подробности о драматической судьбе этой иконы читаем в процитированных выше мемуарах свидетельницы и участницы её находки — Ксении Петровны Трубецкой: “На полдороге от станции Переделкно до измалковского дома, там, где теперь дачи писателей, на первом правом углу находилось деревенское кладбище. На нём стояла небольшая деревянная часовня, никогда не запиравшаяся. Владимир Алексеевич написал и поставил в ней, не позднее 1923 года, большой иконописный образ Божией Матери. Пред ней постоянно горела лампада. Во второй половине или в конце двадцатых годов часовню уничтожили и образ попал в сельсовет, где из него сделали доску для стола, к счастию, не погубив самого образа. Затем икона была взята в одну крестьянскую семью деревни Рассказовка и много лет там находилась. Условия не были благоприятными, но, милостью Божией, икона продолжала существовать в относительно хорошей сохранности. В 1970 году дочь Владимира Алексеевича — Антонина Владимировна — с помощью Валерия Николаевича Сергеева разыскала икону и привезла её в Москву. Сейчас икона передана Антониной Владимировной в московский Свято-Данилов монастырь”*.
Мне, действительно, довелось тогда принять участие в поисках этой выдающейся иконы, организовав однодневную экспедицию в места, где она была создана. Несмотря на давность события, отчётливо встаёт в памяти то хмурое утро в конце зимы, когда встретился у Киевского вокзала с двумя другими участницами этой поездки и моими добрыми друзьями. Уже сидя в электричке, с любопытством плебея внимал добродушной перебранке двух старых русских аристократок. “Ты, Тоня, совсем дура!” — говорила княгиня Трубецая графине Комаровской, а та, явно привыкшая к такому определению со стороны своей близкой подруги, примирительно отвечала: “А ты, Ксана, зануда”. Предметом ссоры был я...
Антонина Владимировна, несколько лет не соглашавшаяся на данную экспедицию, не веря в её успех, и теперь упрямо ворчала, что зря едем, что ничего не найдём, поскольку со времени создания иконы прошло пятьдесят лет, на что Ксения Петровна резонно возражала: “Валерий Николаевич находит в своих музейных экспедициях произведения, написанные и пятьсот лет тому назад”...
Сойдя на станции Переделкино, мы пешком отравились в ту самую большую деревню Рассказовку, тогда ещё не снесённую с лица земли стремительно надвигавшейся городской застройкой. Здесь в 1930 году в последний раз видели разыскиваемую нами икону. В поисках её мы заходили в каждую избу и рассказывали о цели нашего приезда. На кухне одного деревенского жилища видели небольшой прекрасный портрет молодой крестьянки работы Комаровского, написанный в манере Ренуара. Это было изображение бабушки нынешней хозяйки, которая знала, что портрет создан лет пятьдесят тому назад “из-малковским барином”, и наотрез отказалась продать памятную для неё вещь.
Зимний день уже клонился к закату, когда мы, наконец, попали в дом, в чулане которого обрели искомое. Икона была в прекрасной сохранности, но часть лика Божией Матери оказалась залитой чернилами — след её использования в местном сельсовете в качестве письменного стола. Хозяин избы, молодой человек, к моему удивлению, придерживался издревле живущего в нашем народе убеждения, что иконы продавать грешно, долго отказывался от той скромной суммы, которую мы могли ему предложить, и взял деньги только на том условии, мы платим не за саму икону, но лишь за её хранение.
Замерзшие, голодные и счастливые, мы уже в сумерках поймали такси и довезли большую, размером примерно 120 сантиметров в высоту и 80 в ширину, написанную на массивной доске и очень тяжёлую икону до квартиры Антонины Владимировны в Мерзляковском переулке. Сначала икона реставрировалась в Музее имени Андрея Рублева Анной Степановной Веселовской и, после передачи святыни в Данилов монастырь в 1990-е годы, — священником-иконописцем о. Вячеславом Савиных.