Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня» - страница 2

Я уже эдак лет двадцать пять на радио и телевидении. Примелькался, наверное. На бензоколонке в Солнечногорске. Заправляюсь. Подходят двое молодых людей: «Дядя! Мы поспорили, вы Карпов?» «Ошибаетесь, — отвечаю. — Я Каспаров». Один другому: «Ну что, понял? Гони рубль».

Я бы вручил Нобелевские премии Арнольду Луну, англичанину, за изобретение горных лыж и Хойлу Швейцеру, американцу, за парусную доску. Когда-то за пристрастие к этим видам спорта меня на телевидении гоняли. Особенно за фристайл и виндсерфинг. Сегодня этими видами и у нас в стране увлекаются (и занимаются) миллионы. А лично я благодаря им знаю, что у меня в голове ветер. А когда я стою на парусной доске, я держу ветер в руках.

«Звездюком», «випом», тусовщиком никогда не был. Времени жаль.

Может быть, хватит? Может быть, почитаете? Но предупреждаю, что, как и Джон Стейнбек, критиков не люблю.

Всенародной его популярности уже полвека. За прошедшие годы она ничуть не убавилась. Семнадцати лет от роду он был включен в состав профессиональной футбольной команды. Еще семнадцать отстоял в воротах (десять из них в воротах сборной СССР). Потом два года тренерской работы за границей, после чего пришел на телевидение. По всем опросам, он наш лучший спортивный комментатор за все годы. Мне хотелось окунуться в жизнь этого человека с самой ранней ее поры. Причем здесь интересен даже не столько сам он в его биографических сюжетах, сколько восприятие жизни, ее участников, действительности его глазами, хватким умом, ибо именно эта хватка, реакция и острота восприятия (и явлений, и летящих мячей) движут самобытной личностью Владимира Маслаченко. Они наверняка и сформировали ее.

Нетрудно будет догадаться, что большая часть того, что вы здесь прочтете, узнано мной от самого Владимира Никитовича, и я мог бы построить весь свой материал как интервью. Однако не хочу сковывать себя и моего героя рамками этого жанра, хотя иногда и буду ему следовать. В общем, как получится.

За двадцать лет нашего знакомства я как журналист много раз вел с ним беседу — для читателя или слушателя — и, признаюсь, всегда чувствовал себя не очень уютно, потому как и в разговоре он не прост, его трудно увести от главного русла темы. Он гнет свое, к тому же всегда называя вещи и фигуры своими именами, но как бы намеренно оставляет мысль парящей в воздухе, а собеседнику — пищу для собственных догадок. При этом, повторяю, он всегда говорит только то, что думает, а думает подчас такое, что не решится вывести за ним перо. К тому же никогда не требует показать подготовленный текст интервью, что лишний раз подтверждает независимость и самодостаточность моего собеседника.

Мальчик и его мама шли но улице. Мальчик был одет в аккуратный костюмчик, отпущенный семье из той гуманитарной помощи, что во время войны поступала в нашу страну но ленд-лизу.

Мама была дворянских кровей, чему в полной мере соответствовали ее лицо, одежда и облик вообще. На мостовой ребята играли в футбол. Ворота, как и водится, были обозначены кучками булыжников. Булыжной была и мостовая. И вот в тот момент, когда мальчик в ленд-лизовском костюмчике и его мама проходили мимо ворот, мальчик внезапно прыгнул за пролетевшим меж вратарских рук мячом и, поймав его, распластался на булыжной мостовой. Увидев поступок сына и его последствия, матушка — отнюдь не по-дворянски — отвесила ему смачную оплеуху.

Ну ничего не мог поделать с собой этот Вовка, реакция на мяч оказалась быстрее мысли. Мячу деваться было некуда, Вовке — тоже. Просто волей рока они нашли друг друга.

Даже тщательное изучение наследственности Владимира Никитовича вряд ли приведет нас к обнаружению хоть каких-либо спортивных следов или признаков: он вышел первый такой в роде своем. Правда, немного играл в футбол старший браг Борис, однажды им даже довелось вместе сыграть матч в одной команде. В отца же Владимир Маслаченко, похоже, более всего вышел одной существенной человеческой чертой, а именно — упрямством и неприятием любого принуждения, насилия над личностью.