Владукас - страница 12
Но однажды дядя Ваня Слесарев, смотревший в мою щелку, воскликнул:
— Ну, товарищи женщины, заехали мы с вами!..
— Что? Неметчина?
— Кажись, да. Не наши земли: ветряные мельницы, колодезные журавли — такая техника у нас только до революции существовала, у частников. Но дома красивые. Вон какие веранды! С резными карнизами. Крыши островерхие, как колпаки. И садочки везде. Здесь, товарищи женщины, война, видать, стороной прошла…
Женщины удивленно охали и ахали, просили посмотреть в щелочку.
Вскоре показался большой красивый город с белыми домами, зелеными садами и красными костелами, устремленными в голубое небо островерхими крышами.
Поезд замедлил ход, загудел, залязгал буферами вагонов и остановился, точно ударившись о что-то. Затопали тяжелыми сапогами охранники, загремели засовы и открылись двери, выпуская из вагонных темниц застоявшийся дух лохмотьев. Привыкшие к темноте глаза ослепил яркий солнечный свет. Нам приказали выходить с вещами. Солдаты погоняли:
— Шнель, шнель, руський свинья!.. Русишь швайн!..
По платформе расхаживали эсэсовцы с собаками. Лица без выражения, бесстрастные. На черных рукавах — белый череп с двумя скрещивающимися костями, как на телеграфных столбах. Они спокойно взирали на нас.
После длительной вагонной духоты на станции, где резко пахло паровозной гарью, дышалось легко.
Нас построили в колонну по четыре и в сопровождении овчарок погнали в сторону города. Нагруженные тяжелыми узлами и котомками, мы не могли двигаться быстро, растягивались и расстраивали ряды. Нас подгоняли криками и прикладами, натравляли собак. Недалеко от станции, параллельно железнодорожной линии, протянулись длинные ряды бараков. Как мы потом узнали, это были концлагеря, в них находились военнопленные. Один лагерь располагался поперек. Нас погнали в поперечный. Он ничем не отличался от лагерей военнопленных по соседству. Тоже окружен двумя рядами колючей проволоки, по которой проходил электрический ток. В четырех углах — сторожевые вышки, с которых смотрят черные дула пулеметов, а рядом виднеются неподвижные зеленые каски гитлеровских охранников.
Нас завели в этот лагерь. На территории его шесть бараков, сколоченных на скорую руку из горбыля. Мы с мамой попали в крайний левый, находившийся рядом с туалетами. Вместо дверей — ворота. Когда мы вошли в них, то увидели нечто похожее на конюшню. Но даже в конюшнях для каждой лошади отводится свое стойло, а здесь никаких перегородок — сплошная голая площадь с земляным полом длиной около ста метров и шириной — не менее двадцати. Нет ни нар, ни подстилки. В маленькие оконца едва пробивался дневной свет. Он освещал разбросанные лохмотья: драные рубахи, портянки, лапти. На земляном полу, как цыгане, сидели люди. От их одежды и грязных тел исходил зловонный запах. Барак был заселен жителями Дятьковского района, эвакуированными с предыдущими эшелонами.
— Вот так рай для нас приготовили в Германии! — покачал головой дядя Ваня, ловко переставляя свою деревянную ногу среди обилия тряпок и узлов.
— Что ты, милый, какая это тебе Германия! — отозвалась костлявая старуха, чесавшая большим гребнем седую голову. — Не Германия это вовсе…
— А что же?
— Литва это, милые… Литва. Город Шяуль называется. Здесь вы оставите своих вошек, а потом уж вас повезут в Германию.
— Вот оно что! Стало быть, мы еще санобработку будем проходить?
— Будете, милые.
— А тебя почему не санобработали, бабушка? Вошек вычесываешь…
— Потому, сынок, что не гожусь я для Германии: видишь, стара. А Германии молодые нужны. Молодые и здоровые.
— Ага, значит, и сортировка будет. Не всех, стало быть, погонят в Германию.
— Все будете, милые… — вздохнула глухая старуха. — Да только и через сортир не убежишь отселя. Одни убегали через сортир — так их, бедняжек, там же и утопили. Вот тут рядом, — махнула она рукой и снова принялась чесать голову.
Мы сложили свои котомки, и я сразу же побежал знакомиться с территорией лагеря. На ней не было никакой растительности. Земля везде утрамбована, как камень, особенно у входа в лагерь, где больше всего толпилось людей. Сразу же за воротами начинались особняки лагерного начальства; там поддерживался образцовый порядок: дорожки посыпаны желтым песком, аккуратно подстрижен кустарник, на цветочных клумбах росли розы. А здесь, в лагере, казалось, что даже сам воздух, пронизанный зловонием, крепко заперт в клетку из колючей проволоки.