Владукас - страница 8

Плач мало-помалу стих. В душном, полумрачном вагоне пленники начали знакомиться друг с другом, устраивать и обживать свое новое жилище. Оказывается, на весь вагон у нас был всего один-единственный мужчина — дядя Ваня Слесарев. Остальные — женщины и дети, совсем еще маленькие. Дядя Ваня был инвалид, без ноги, иначе немцы его давно расстреляли бы как партизана. Мы с мамой сошлись с ним, с семьей Таракановых и тетей Зиной Кругликовой, у которой была дочь Нина примерно моего возраста. У Слесаревых тоже такая же девочка по имени Нелли. К нам присоединилась еще одна одинокая старушка Евдокия Семеновна Артамонова, ее взрослую дочь еще раньше немцы угнали в Германию. В основном же в нашем вагоне ехали партизанские семьи, которые спаслись от массовых расстрелов, как и мы.

Наступила первая кочевая ночь. Никто из нас не сомкнул глаз. Каждый думал о чем-то своем, вздыхал в темноте. Я тоже не спал, то и дело прикладывался к своей заветной щелочке. В нее было видно, как далеко на востоке полыхало зарево: это горели города и села, подожженные отступающими войсками Модля. Оттуда доносилась глухая канонада артиллерийской стрельбы. Это наступала Красная Армия, где был мой отец. А мы уезжали все дальше и дальше от линии фронта, в глубокий немецкий тыл, который для нас был страшнее фронта. Партизанские леса миновали благополучно. «Наверное, Мосалиха помогла, — подумал я. — Она оказалась сильнее бога». Теперь мы должны попасть на германскую каторгу. Но смерть нам грозила еще с воздуха.

Действительно, утром, едва только начало рассветать, сквозь мерное постукивание колес послышался едва уловимый, но всем очень знакомый гул, похожий на комариный. Не было никакого сомнения — летели советские самолеты. Они заметили движущийся по оккупированной территории немецкий эшелон и свернули с заданного курса, стали догонять его. Теперь каждый, кто ехал в этом поезде смертников, почувствовал себя заживо погребенным. Вагоны по существу превратились в наглухо заколоченные гробы, в которых находились пока еще живые люди. Но пройдет еще несколько минут — и эти люди могут превратиться в прах. Насколько эта возможность была неотвратимой и реальной для нас, свидетельствовали исковерканные и превращенные в груды железа остовы вагонов, сваленные под железнодорожными откосами. Они постоянно встречались нам на пути. Это такие же, как наш, эшелоны, только бывшие. Один из них разбомбили советские самолеты, другие — уничтожили партизаны самодельными взрывчатками. А теперь и нас ожидала такая же участь. Смертники в тревоге замерли: неужели придется погибнуть от своих, советских летчиков, среди которых могли оказаться братья, отцы и мужья тех, кого немцы угоняли на каторжные работы в Германию? Горше всего погибнуть от своих.

Забеспокоились и охранники, сопровождавшие эшелон. Они тоже поняли, какая опасность нависла и над ними.

Поезд остановился. Затопали возле вагонов тяжелые сапоги. Залязгали, заскрежетали засовы. Открылись двери.

— Шнель, шнель!.. Быстро!.. Выходи!.. — раздалась команда.

Вмиг лужайка, где остановился поезд, запестрела народом, стар и млад повыскакивали из вагонов и, задрав вверх головы, радостно кричали и махали разноцветными тряпицами, платками, кофтами и фуражками, приветствуя краснозвездных соколов, давая понять им, что в эшелоне смерти едут на каторгу мирные советские граждане.

И наши узнали своих.

Сделав круг над нами и покачав крыльями, самолеты полетели дальше, не произведя ни одного выстрела. На лицах измученных смертников выступили слезы. Люди плакали от радости и скорби.

— Счастливого вам пути, соколики вы наши родненькие! Отомстите антихристам за наши мучения… — вполголоса причитали старые женщины.

Немцы не дали нам опомниться, снова загнали в вагоны и повезли дальше на запад. Никто не успел даже воды набрать в маленьком озерке, возле которого была вынужденная остановка.

День и ночь стучали колеса по рельсам. Ревели гудки паровоза. Длинной красной вереницей двигался наш поезд. Двигался медленно, иногда с большими остановками, пропуская в первую очередь воинские эшелоны с ранеными гитлеровцами и разбитой немецкой техникой.