Владычица морей - страница 40

Капитан Бреннеманн сел за стол и принялся неторопливо набивать добрую английскую трубку пахучим голландским табаком.

— Ивана не вижу, — сказал он.

— Подводку доглядает, — пояснил Раилов, не прерывая чтения. — Он же какой? Не привык без дела сидеть. А вдруг спуск ожидается быстрый? Надо, чтобы все у него было в готовности. Воду поменяет, сухари переменит, воздушные банки подновит, чтобы все по регламенту было.

— Жениться ему надо, — сказал сердито Бреннеманн.

— Для Ваньки жениться не напасть, он все боится, как бы не пропасть, — рассеянно отозвался Раилов. — Ты смотри, Иоганн! Опять отказано нам бесчестно в осво бождении пленников, что в семисотом под Нарвою в полон к неприятелю угодили. Как бы не пришлось нам и по их душу в плаванье пускаться… Как мыслишь, капитан?

— Чаю я, что акциденции малые шведским сенаторам да министрам предложены были, — покачал головой капитан «Посланника», раскуривая трубку. Над столом вились сизые дымные кольца. — Вот уж служба холопья ругаются промеж собой государи, а сидельцами все военачальники случаются, и головы дипломатам рубят.

— Кстати, — поднял голову Раилов, — а где Андрей Иванович?

— На палубе сидит, — сказал Бреннеманн. — Выкатил бочонок с солониной, уселся и в глубины морские поплевывает.

— Грех это. — Раилов бросил «Ведомости» на стол, неторопливо и со вкусом потянулся.

— Это нам с тобой грех кормильца своего оплевывать, — возразил капитан. — А Андрей Иванович дипломат все ж таки, он вкуса морской соли не знает, мозолей от пеньки не нагреб. Ему-то все равно.

— Ладно мы. — Раилов встал, обеими руками приглаживая черные волосы. Парик его лежал подле газетки и треуголки на столе, и надевать его капитан-лейтенант не торопился. — А вот ему-то каково бестолково по морю шляться?

— У каждого своя служба, — сказал Бреннеманн. — Вишь, там, в Англии, Андрей Артамонович не справляется, вот мы ему тайную подмогу везем.

— Да што ж, неужто он там сам с кем надо встретиться не может? — усомнился Раилов. — Чай, ему ближе там, не близкий ведь путь с Петербурга в Лондон тащиться.

— Яков, Яков, — покачал головой Бреннеманн. — И ведь большенький уже, а разум по-прежнему… э-э-э… ди-тячий. Что ж мы подводку нашу под холстами прячем?

— Секретность блюдем, — усмехнулся Раилов.

— Вот и Андрею Ивановичу Остерманну мы должны секретность… э-э-э… в его действиях обеспечить. Посланник в Англии у всех на виду, с кем надо встретиться без опасений не может. А ежели и встретится, то есть такие секреты, коие э-э-э… лишь государю в прямые уши доверить можно. А посланник из Англии уехать не может, у него там забот вполне достаточно. Понятно тебе, капитан-лейтенант?

— Ясный перец, — снова засмеялся Раилов.

В каютувошел озабоченный капитан-лейтенант Мягков. Светлые усики его были гневно вздернуты.

— Блажишь, Яшка, — хмуро сказал он. — Ты хоть бы свечи в своем канделябре поменял, все выгорели. Да и иная остуда у тебя наблюдается — карты разбросаны, воском залиты…

— Тихо! — остановил его капитан Бреннеманн, и все прислушались.

На палубе играли боевую тревогу.

И было от чего заливаться трубачу — с наветренной стороны надвигался на бригантин большой корабль с полной парусной оснасткой. Тут и гадать нечего было — французский капер.

— Вот сволочи, — выругался уже продравший глаза

Суровикин. — Ты глянь, что делают гады!

— Ты о чем, Гриша? — не понял Мягков.

— Да ты только погляди, это ж купцов Бражениных корабль, «Святой Андрей Первозванный»! — бросил казак. — Я ж его в гаванях петербургских не единожды видел! Вишь, что они сделали, подлым образом корабль с апостольским именем захватили да для каких негожих дел пользуют!

Приблизился капитан Бреннеманн. — Капер, — сказал он. — Сие известие нам крайне неприятно, от наглых… э-э-э… французских разбойников всякой пакости ожидать можно, посему, господа русалы, вам надлежит немедля уйти под воду. И господина Остерманна с собой прихватите, ни к чему будет, ежели во Франции узнают, что помимо явной мы еще и тайною дипломатией занимаемся.

— Зо, зо, — подтвердил Остерманн. — Наше нахождение на борту «Посланника» весьма нежелательно, господа. — С этими словами он достал из кармана кафтана изящную серебряную табакерку мастерской работы и угостился от полной души табачком, после приема которого в ноздри Андрей Иванович с большой сладости ю чихнул.