Владыки Земли - страница 28

стр.

* * *

Говорили они долго. Уже утомились пирующие гремы и разошлись по своим наспех построенным домам, уже убрали женщины посуду и объедки с большого стола, собаки догрызли кости и уснули, погасли огни в светильнях, и лишь пламя очагов освещало горницу.

Не было в ней и Зугура – захмелевшего вагаса увела с собой одна из златокосых гремок, которой приглянулся статный черноволосый чужеземец. Много ныне вдов у гремов, горька вдовья доля, а жизнь требует свое…

Вновь уснул Луня, выпивший по настоянию Шыка успокаивающего отвара. Ученику волхва требовалось теперь много сна – раны лучше заживают, когда человек спит, это всем известно.

Только два седых старика, примостившись на краю Луниного ложа, грели руки над пламенем очага и говорили, говорили… Сперва Шык без утаек рассказал Оллу все, что приключилось с ними за последний год, поведал о цели их похода, о Владыке и о Великом Лихе, что наслал тот на Землю. Потом заговорил грем:

– За великое и трудное деяние взялись вы, о Шык! Но если удастся оно вам – все народы мира воспоют вам хвалу и славу. Мы поможем вам всем, чем только сможем, ибо, как понял я из слов твоих, боги наши, равно как и ваши, враждуют с Владыкой – иначе не напали бы злобные ары и другие находники на наши земли и селения. И еще – помощью своей искупим мы хотя бы малую толику вражды и неприязни, что есть между нашими народами, потому что вижу я теперь – не врут предания и саги, и впрямь много общего у наших народов, и лучше было бы нам жить в дружбе…

– Но и ары нам и вам – далекие родичи! – прервал старого грема волхв. Олла гневно сверкнул глазами:

– Ары! Гордыня затмила их разум, жажда владеть мирам и народами его – глаза. Они и раньше гнушались говорить с гремами, считая нас дикарями, а ныне видят лишь Карающий Огонь, что горит в сердце каждого из них, и глас разума людского бессилен достичь их ушей…

Шык хотел было сказать, что еще прошлой зимой этот глас так же был бессилен достичь ушей гремов, которые в набегах своих и впрямь уподоблялись дикарям, вроде влотов, но промолчал – северных рыжекосых гордецов Судьбина покарала более жестоко, нежели родов, а кидать камни в раненого волка недостойно мужа.

Олла меж тем вернулся к разговору о помощи путникам:

– В подтверждение слов своих, о Шык, я хочу поведать тебе: есть отсюда путь на восход, пусть и непростой, но верный! Идя по нему, многие трудности и опасности придется преодолеть, но еще больших опасностей можно избежать, и главная среди них – встреча с проклятыми арами и другими чужаками, что сели ныне на наших землях. Я говорю о Реке Забвения, что течет под Ледяным хребтом на восход. Слышал ли ты о ней?

Шык, пораженный, внимательно посмотрел в выцветшие, прозрачные глаза старого грема, потом утвердительно кивнул и сказал:

– Чародейная река, вода которой обладает силой, соизмеримой с силой огня, ветра и камня! Гроум принес совсем немного ее с собой во фляге, но и этого небольшого количества хватило, чтобы запечатать Лоно Земли, место, где ярился Карающий Огонь! Однако неужели ж по Реке Забвения можно плыть, словно по обычной, земной реке?

Тут пришла очередь Оллы кивать:

– Можно, и в былые времена плавали по ней люди, гремы плавали. Так говорят наши саги. Как же там… М-м-м… Нет, сам уже не вспомню…

Олла повернулся, поискал взглядом в полутемной горнице кого-то, тихо и протяжно свистнул. Из мрака выступила рослая фигура могучего грема с секирой, что нес сторожевую службу у дверей. Старец обратился к воину:

– Скажи, Инг, ты помнишь сагу о Бьёре и Тиуле? То место, где они плыли по Ортайгу?

Воин сдержено кивнул, примостил секиру возле ног, присел и сдерживая рокочущий голос, более привыкший к боевым кличам, нараспев начал:

…В лоно черных гор спустились.
Меркнет свет костра ночного.
Ночь глаза свои закрыла.
Вот Ортайг лежит пред ними.
Бьёр взял кожу Долголетних,
Прошептал заклятье тихо,
И на черной горной крови
Водяной конь закачался.
Сели Бьёр и Дочь Капели,
Златокудрая Тиула,
И Ортайг понес их быстро
Под костями гор высоких…

– Ортайг – это и есть река забвения! – торжествующе закончил гремский старейшина, потом кивнул Ингу, и воин, ступая неожиданно мягко и неслышно для своей могучей стати, исчез во тьме горницы.