Власть безумия [СИ] - страница 49
Мир осторожно поднял старое издание, прочитав на обложке:
— «Зельеварение». Такая красивая девушка и увлекается травами?
Его высочество не лукавил — незнакомка и в самом деле была красива. Темные, блестящие волосы обрамляли тонкое личико, почти черные глаза были широко распахнуты, но светились острым умом, так редко встречавшимся у архан, а фигурка и вовсе великолепна: пышная грудь, тонкая талия, упругие, обтянутые платьем бедра и длинные ноги с изящными лодыжками.
При этом она так мило краснела, что принц не выдержал и съязвил:
— Думаю, виссавийцам не понравится такое отношение к их книгам.
— Прошу прощения, не могла удержаться, — промямлила девушка.
— Удержаться от чего?
— От чтения. Тут столько всего, столько! И куда только стеснительность делась? Говоря о книгах, девушка вдруг расцвела, залившись восторженным румянцем. Бегая вдоль стеллажей, она касалась пальцами то одного, то другого корешка, восторженно шепча все новые названия.
Мир не слушал. Он наблюдал за незнакомкой и почему-то вспоминал черную кошку, которую когда-то видел в одном из городских трактиров. Кошка сидела на подоконнике, свесив хвост и смотря на принца осуждающим взглядом. Потом вдруг поднялась, сладко потянулась, выгибая спину, прыгнула принцу на колени.
Эта незнакомка была похожа на ту кошку: черноволосая, гибкая, с пронзительными глазами. И голос ее был подобным мурлыканью: глубоким и насыщенным. Он так глубоко проникал в душу Мира, что различать слова он начал далеко не сразу:
— Моя мама — травница. Она многое рассказывала, но это! Вы смотрите — она выхватила из рук принца книгу и живо отыскала нужное место, тыча пальчиком в тщательно прорисованное изображение какой-то травки, — чертову траву лучше собирать в полнолуние. И на влажном лугу, там, где похоронен невинно убиенный. Лучше младенец!
— А вы, моя дорогая, ведьма! — усмехнулся принц. — Говорите об убиенных младенцах так спокойно, тогда как девушке вашего положения не пристало…
— А о чем пристало? — надула пухлые губки незнакомка.
— Ну о платьях, об украшениях, о моде?
— Вот как! Рожанки не смейте травоведением заниматься, ибо низкорожденным запрещено, арханы — даже не думайте, ибо не пристало.
Так кому же этим заниматься-то?
— Почему бы не виссавийцам? — продолжал насмехаться принц, которому нравились пылающие огнем глаза девчонки.
— А вот сам телохранитель наследного принца, говорят, не чурается, — парировала красавица, отбирая у Мира книжку. — И вообще, никто не запретил…
— Это Тисмен-то? — чуть нахмурился принц. Что-то ему совсем не понравилось восхищение в голосе незнакомки. И чем это только тихоня зеленоглазый заслужил?
— Ну да, телохранитель оригинал, — неожиданно более едко, чем то было необходимо, сказал принц. — Ему все больше со зверюшками, людей он не любит. Вижу, вы его неплохо знаете…
— Ну что вы, — девушка пожала плечами. — Кто я, а кто он? Он — телохранитель самого принца, я — простая архана. Таких как я принцам даже не показывают.
— Ну и зря. Вы прелестны.
— А вы — врун. Глазки, архан, другим стройте, а я ваши штучки знаю! Мужчины!
Принц опешил — таким тоном с ним еще никто не разговаривал.
Раньше, чем он очнулся от удивления, незнакомка легкой тенью выскользнула из библиотеки.
На следующий день, вне обыкновения, Мир вновь не послал за книгой хариба, а явился в библиотеку сам. Но, к его огромному разочарованию, незнакомки там не было.
Виссавия очаровывала. Впервые до конца понял Рэми, что такое быть магом и господином. Почувствовал, что такое быть одним целым с магической страной.
В клане все жило им и ради него. И если виссавийцы Рэми не замечали, то сама земля, животные, растения — еще как, окружая наследника неведомой тому до сих пор любовью.
И потому он вставал на рассвете. Потому в свободное от дежурств время сбегал из замка, в густые, сочные леса Виссавии, к серебристым венам рек, к цветущим лесам и ручным, доверчивым животным.
Там он был счастлив. И в то же время понимал — слишком долго продолжается это счастье. И слишком обманчив покой. Так хорошо долго не бывает…
В тот вечер Рэми не мог спать: всю ночь ворочался на кровати, мучимый смутными предчувствиями. Казалось ему, что воздух застыл в предчувствии бури, хотя за окном стояла летняя жара.