Власть шпаги - страница 11
– А вот сбитень, вот, кому сбитня? – пробежав, заорал вихрастый отрок. В русской косоворотке-рубахе, однако же – в широких, голландского покроя, штанах и в чулках с башмаками!
Рядом, у скотного ряда, четверо крепко сбитых финских крестьян торговали корову.
– Hei! He eivät halua, että te herrat juoda? – заслышав финскую речь, мальчишка тут же перешел на финский. – О, здравствуйте! Не хотят ли уважаемые господа пить?
Крестьяне, впрочем, его игнорировали – слишком уж тщательно осматривали корову. А уж как нахваливал свою скотинку русский продавец!
– Берите, берите! Добрая телочка. А уж сколько она дает молока-а!
– Kan du berätta var jag kan hitta doktorn?[1] – обратился, непонятно, к кому, высокий, с бледным вытянутым лицом, швед – по виду моряк, но не из простых – боцман или шкипер.
– Доктор? – тут же обернулся отрок. И тут же заговорил по-шведски: – Jag känner en mycket bra läkare, sir! Hans namn är Hieronymus Bayer, bor på Konungsgatan. Det är inte långt här, Jag ska visa![2]
Иеронимус Байер! Этого доктора Бутурлин хорошо знал, в прошлое лето пришлось воспользоваться услугами – поранил как-то вечером руку, отбиваясь от портовой сволочи. Герр Байер тогда отнесся к молодому лоцману со всем участием, и там же, в доме доктора на Кенингсгатан, Никита Петрович впервые увидел Анну. В приталенном темно-зеленом платье с пелериною и такого же цвета шляпке, девушка явилась за лекарством для своего отца, купца Готлиба Шнайдера, и молодой человек только потом узнал, почему купец не послал за лекарством слугу. Потому что не было слуг! Нечем стало платить, и герр Шнайдер находился на грани разорения, всю работу по дому исполняла дочь – юная красавица с густыми каштановыми локонами и большим ярко-голубыми глазами. На взгляд обывателя, Аннушка, верно, казалась слишком худой, да и грудь оставляла желать лучшего… Впрочем, Никите нравились именно такие, не очень-то он любил дородных женщин, что же касаемо груди, так Анна еще была так юна, что грудь… грудь еще вырастет.
Никита Петрович хорошо помнил, как доктор представил ему Анну и как он сам, смущаясь, галантно поцеловал юной даме ручку… Вышло как-то неловко, все же это было не в русских традициях, и молодой человек тут же дал себе слово, будучи в Ниене, брать уроки хороших манер. Доктор Байер, кстати сказать, подсказал и учителя этих самых манер – португальца Жоакина Рибейруша, человека вполне галантного, хоть и поговаривали, что – бывшего пирата. Последнее оказалось и к лучшему, сеньор Рибейруш владел шпагой куда лучше, нежели манерами… хотя и с манерами он тоже не подкачал. Фехтованию же – испанской дестрезе – сей почтенный господин взялся учить молодого человека практически даром, в качестве приложения к хорошим манерам. Правда, цену за «манеры» заломил еще ту! Однако Бутурлин не обижался – манеры – манерами, а шпага – шпагой. К слову сказать, сабельному и копейному бою его обучал собственный батюшка, когда был еще дюж. Впрочем, от новых навыков кто ж откажется? К тому же – «практически даром».
Между тем шведский шкипер вдруг усомнился, хороший ли врач это самый Иеронимус Байер…
– Jag rekommenderades bara någon annan[3]. Som bor på Vyborgsgatan[4].
Тут лоцман не выдержал, вступился за своего знакомца на добром шведском наречии – ну, а как же невскому лоцману без такового?
– Oroa dig inte! Jag försäkrar er, Hieronymus Bayer är en mycket bra läkare[5].
Наверное, эти его слова все ж таки возымели действие, поскольку шкипер – или кто он там был – направился именно в сторону Королевской улицы, а не на Выборгсгатан. По крайней мере, насколько мог судить Никита Петрович, знавший Ниен как свои пять пальцев. Да и что тут было знать-то? Всего три главных улицы – Королевская, Средняя и Выборгская, все начинались от набережной. Их под прямыми углами пересекали более мелкие улочки, разделяя весь город на ровные четырехугольные кварталы, застроенные аккуратными домиками. Здесь же, рядом – в Ниене все было рядом – у впадения в Охту мелкой речи Чернавки располагалась и ратушная площадь. Прямо от нее к крепости Ниеншанц вел перекинутый через Охту мост. Издалека виднелись две кирхи – по обоим берегам Чернавки, а за Невою же высился Троицкий православный собор, срубленный из золотистых сосновых бревен. Красивое зрелище!