Властелин Окси-мира - страница 21

Однако у Татаринова была слабость. Николай Андреевич никогда не говорил «нет» чертежам, на которых стояло небрежно начертанное красным карандашом размашистое «Д». Оно означало, что чертёж проверен и утверждён старшим инженером Отдела Д.Д. Глебовым.

Наблюдать за ними, слушать их разговор было наслаждением. Взяв чертёж, Татаринов прежде всего проверял, стоит ли в правом нижнем углу красное «Д». Если «Д» отсутствовало, он неодобрительно хмыкал, относил чертёж на расстояние вытянутой руки (он был дальнозоркий) и начинал тихонько постукивать по, столу. От этого негромкого стука Смолин вздрагивал. В лучшем случае Николай Андреевич говорил: «Посмотрим», и тогда не было ни малейшей гарантии, что завтра чертёж не вернётся с коротким, как резолюция: «Нет».

Увидев заветное «Д», Татаринов хмыкал совсем по-другому, надевал очки в массивной костяной оправе и долго изучал чертёж. Обычно он говорил просто: «Сделаем». Это значило, что такого-то числа «вещь» будет стоять на столе Смолина. В технике существуют разные классы точности. Татаринов признавал только один – высший.

Иногда, впрочем, Татаринов, изучив чертёж, просил:

– Глянь-ка, Данил Данилович. Тут как полагаешь? На бронзовом от загара лице Глебова чуть заметно проступала бледность. Д.Д. одёргивал гимнастёрку (он демобилизовался, но по-прежнему ходил в форме, только без погон), откладывал карандаш, и начинался долгий разговор на пальцах. Наконец Татаринов кивал:

– Не сомневайся, Данил Данилович. Сделаем. Бывало, что Татаринов приходил к Д.Д. по своим делам.

– Очень занят? – спрашивал он деликатно.

– Ничего подобного, – отвечал Глебов и откладывал любую самую срочную работу.

– Прикинь-ка, пожалуйста.

Данил Данилович брал справочник и «прикидывал». Многие формулы и данные он знал на память, но принципиально пользовался книгами. «Нечего забивать голову тем, что есть в справочниках, – любил повторять он. – Иначе нечем будет думать».

– Семьсот сорока витков будет достаточно, – сообщал он.

– Смотри, – кивал Николай Андреевич, – А я полагал, все семьсот пятьдесят.

Случалось, прежде чем считать, Д.Д. спрашивал:

– А что ты думаешь, Николай Андреевич?

– Да вроде дать наклон градусов восемнадцать.

Данил Данилович долго считал, аккуратно прятал логарифмическую линейку в футляр и махал рукой.

– Семнадцать и девять десятых.

Попросить Смолина отдать чертежи скафандра другому мастеру? Он бы, пожалуй, не согласился: аппарат должен был работать под водой, а вода не шутит. К тому же нам ужасно хотелось, чтобы модель скафандра сделал сам Татаринов. Однажды мне даже приснилось, как он берёт в руки наш чертёж с зелёным светофором – красной буквой «Д»…

Наяву всё обстояло гораздо хуже. Каждый новый вариант конструкции попадал под прицельный огонь вопросов. Д.Д. внимательно разглядывал чертёж, потом откладывал в сторону. Это значило, что чертёж изучен, и сейчас начнётся:

– Где Он будет носить аппарат?

– Как Он – без посторонней помощи – его наденет?

– Каким образом Он узнает, что перекись кончается и пора выходить на поверхность?

«Он» – неизвестный человек, которому предстояло работать в нашем скафандре. Д.Д. вставал и, неуклюже переваливаясь, изображал этого человека.

– Где эта лямка? – спрашивал он. – Не знаю. Не вижу. Не могу дотянуться. Нет, без помощи. Я один. А теперь я хочу снять. Сначала левую руку? Но я перепутал и начал с правой. Что тогда?

Если верить Д.Д., пользоваться скафандром должен был какой-то странный тип. Этот тип любил бегать, прыгать, падать, мог часами стоять на голове, и в этом противоестественном положении его нужно было снабжать кислородом. Он вёл себя как самоубийца. Был на редкость туп и несообразителен во всём, что касалось его пользы. Зато отличался дьявольской изобретательностью, когда нужно было причинить себе вред.

Он не желал смотреть на показания приборов. Нахально нажимал кнопки, которые нельзя было трогать, и отказывался касаться тех, что следовало. Он цеплялся шлангами за крючки, натыкался на острые предметы. Короче, делал всё, чтобы погибнуть. А мы – так требовал Д.Д. – должны были не дать ему погибнуть, должны были, несмотря ни на что, его спасти!