Властелин Окси-мира - страница 33

Разумеется, можно предупредить водолаза: смотри не спускайся с кислородом глубже 15 метров. Но во время работы он увлечётся, забудет или просто допустит ошибку. Лучше не рисковать. Поэтому подводники предпочитают не иметь дела с чистым кислородом. Так, например, в мягких скафандрах и аквалангах используется воздух. При этом исчезает опасность кислородного отравления, однако возникает другая – угроза так называемой кессонной или азотной болезни.

Многие думают, что при глубоководных спусках главная трудность – высокое давление воды. Ничего подобного. Ткани человеческого тела построены из мельчайших клеток, заполненных жидкостью (в основном водой). Даже при больших давлениях жидкость, а значит, и клетки тела практически несжимаемы. Поэтому они могут выдержать давление 300 – 400 атмосфер, что соответствует глубине 3 – 4 километра.

Сложнее обстоит дело с такими частями тела, как лёгкие, которые заполнены воздухом. Газ, в отличие от воды, легко сжимается. И если бы человек на глубине попробовал дышать обычным атмосферным воздухом, на его грудную клетку обрушилось бы давление в сотни атмосфер. Конечно, подобного давления никакой организм не вынесет. Вот почему в лёгкие водолаза воздух подаётся под давлением, равным наружному. Благодаря этому наружное и внутреннее давление выравниваются. Но зато возникает опасность кессонной болезни.

Как известно, с увеличением давления газа растёт и его растворимость в жидкости. В частности, при дыхании сжатым воздухом кровь растворяет много «лишнего» азота. При быстром подъёме с глубины на поверхность давление вдыхаемого воздуха резко снижают (иначе человека «разорвёт»), и избыточный азот начинает энергично выделяться. Кровь «кипит», как лимонад в бутылке с открытой пробкой…

Только «кипение» это гораздо опаснее. Пузырьки азота нарушают кровообращение, закупоривают сосуды и могут привести к их разрыву. Азотная болезнь сопровождается сильным головокружением, болью в суставах. В тяжёлых случаях может наступить паралич.

От кессонной болезни есть надёжное средство: медленный подъём или подъём с остановками. При этом давление снижается постепенно и лишний азот успевает уйти из крови.

Есть и ещё одна, более интересная возможность – дышать не воздухом, а смесью кислорода и… гелия. В крови гелий растворяется меньше, чем азот, и легче выделяется. Применение кислородно-гелиевой смеси позволило достичь в мягких скафандрах глубины 180 метров.

Он казался пришельцем из другого мира. Рост – полных два метра, плечи – соответствующие, голос – глухой, гулкий.

Его привёл Смолин. Вместе с заявкой. Смолин обладал потрясающим умением «выудить» из человека идею и убедить его, что эту идею совершенно необходимо перенести на бумагу. Человек переносил, наивно полагая, что затем сможет вернуться к прежнему беззаботному существованию. Но Смолин вроде бы нечаянно, между прочим, «подбрасывал» ему новую интересную задачу. Появлялась заявка. Потом ещё одна.

И всё. Человек стал изобретателем. А у изобретателя жизнь какая угодно, только не беззаботная…

Мой новый знакомый был в самом начале пути, он пришёл (или был приведён Смолиным) с первой заявкой. Когда они вошли в Отдел, все мы дружно углубились в бумаги, боялись фыркнуть. По-моему, всем нам представилось одно и то же: маленький шумный буксир, который тащит на невидимом тросе огромный молчаливый пароход. Пароход прогудел «Здравствуйте», и мы наконец-то смогли улыбнуться. Теперь это могло сойти за приветствие.

– Володя, займись, – на ходу бросил Смолин и за спиной показал мне кулак.

Дело есть дело. Я перестал улыбаться, взял заявку, и мы начали работать. Предложение было интересное, а сама заявка неплохо написана. Её следовало лишь слегка «отшлифовать», чтобы в Москве, в Комитете по делам изобретений, у неё был такой же уверенный и сильный голос, как у её хозяина.

Мы сидели и беседовали самым обычным образом. Но меня не покидало чувство, что здесь, в нашем мире, этот человек – случайный гость. Сейчас он встанет и уйдёт к себе, в мир исполинских эвкалиптов, столетних дубов-великанов. Должно быть, поэтому я почти не удивился, когда он сказал, что ему приходилось в легководолазном скафандре спускаться на 200 метров. Не удивился, хотя помнил, как были поражены специалисты, узнав о рекордном спуске одного француза. А ведь он достиг немногим больше 90 метров…