Властелин Окси-мира - страница 4

стр.

Что теперь? Немного цифр. Вес 1 литра – 1, 43 грамма (трудно представить; в большой литровой бутылке – какие-то полтора грамма, а впрочем, ничего, сойдёт). Температура кипения жидкого кислорода – минус 183 градуса. В 100 объёмах воды растворяется около 4 объёмов кислорода.

Ещё немного о воде (играет важнейшую роль), об озоне (состоит из трех атомов, тогда как обычный кислород – из двух), о перекиси водорода (имеет формулу Н2 О2 ). Можно кончать. Думаю, № 2 (после Генки) мне обеспечен…

Я ошибся. Мой номер был раньше Генкиного. Как раз перед ним. Его признали «Химиком № 29», а меня двадцать восьмым.

Звание «Химик № 1» получила девочка, которая писала о ртути. С обычной девчоночьей дотошностью она достала старый градусник и «добыла» из него шарик чистой ртути. Этот самый шарик она исследовала вдоль и поперёк. Катала по столу, разбивала на мелкие шарики, клала на руку, даже лизнула, чтобы попробовать на вкус. Она нагревала ртуть в кастрюльке, ставила в холодильник и вообще возилась с ней, наверное, целый месяц…

Генке не повезло. Он действительно описал свои впечатления о железе. И правильно описал. Но оказалось, что все железные вещи, которые он когда-либо видел, были сделаны не из железа, а из стали или чугуна. Сталь же и чугун, заявила Надежда Фёдоровна, очень мало похожи на железо… Чистое железо – блестящий белый металл, оно мягкое, с кислородом и водой не реагирует (и, следовательно, не ржавеет!), и прочее, и прочее…

К Генке учительница химии испытывала слабость и сказала только, что к заданию он отнёсся несерьёзно, а вообще в работе у него есть интересные и смелые мысли. Мне же она сказала… Впрочем, вот выдержки из моей тетради с пометками Надежды Фёдоровны.

«Кислород – самый распространённый элемент на Земле и вообще в природе(?). Самый активный газ(?). Не горит(?). Горение – это и есть соединение веществ с кислородом(?). Не горит и вода(?)».

И дальше в том же роде. Насчёт цифр (уж они-то точные) Надежда Фёдоровна ехидно заметила в примечании, что, поскольку я не привожу описания опытов, у неё нет уверенности, что эти данные получены мной самостоятельно. А когда я обиделся и сказал, что взял цифры из книг и что, кстати, все остальные сведения тоже, последовал краткий ответ: «Не списывай. Я предупреждала».

Но самое неприятное было впереди. Вздохнув, Надежда Фёдоровна сказала, что сейчас я не в состоянии понять даже свои ошибки и вообще, видимо, особых способностей к химии у меня нет. Ни теоретических, ни практических (незадолго до этого я разбил в лаборатории какую-то склянку, кажется ценную).

Самолюбие у меня, во всяком случае, было. Я смолчал, хотя говорить ученику такие вещи, по-моему, непедагогично. Однако и сносить обиды я не привык. На следующий день я взял в библиотеке учебник химии для институтов (автор – профессор Глинка) и записался в химический кружок Дома пионеров.

Не скажу, что этот учебник дался мне легко (хоть он и был рассчитан на студентов нехимических факультетов). Но уже через месяц Надежда Фёдоровна довольно хмуро заметила, что я делаю некоторые успехи. В конце второй четверти она вынуждена была поставить мне пять с плюсом – я отвечал на все вопросы и безошибочно писал самые сложные реакции. К концу года у меня была «твёрдая пятёрка» и прозвище «Профессор». Но это уже как-то потеряло значение – я увлёкся химией.

Почему химией? Не знаю. Может быть, виноваты сказки: меня с детства увлекали всякие маги, кудесники и колдуны. А для человека, желающего творить чудеса, химия – клад. Недаром в средние века без алхимии не обходился ни один мало-мальски уважающий себя волшебник.

Если же говорить серьёзно, вначале меня привлекли неожиданности. Их было множество. Безобидный с виду порошок оказывался взрывчатым веществом; чёрная, мрачного вида жидкость – сильнейшим лекарством. Каждый элемент, каждое вещество таили в себе открытия, на которые уже натолкнулись, и такие, что ещё впереди. Может быть, повезёт и мне…

Потом я узнал периодическую систему элементов. Выло такое чувство, словно в темноте вспыхнул вдруг яркий электрический свет. Я увидел, что во всём этом хаосе неожиданностей есть система. Поразительная система, которая позволяет, не зная вещества, заранее предсказать его поведение. И всё равно удивиться, когда предсказание сбудется, потому что чудо, которого ждёшь, не перестаёт быть чудом.