Властелины моря - страница 18

Пространство между кормой и форштевнем обшивается досками из сосны. Скрепленные друг с другом, они образуют панцирь триеры – в этом смысле она отличается от судов позднейших поколений, так называемых «остовиков», в которых доски накладываются на остов и бортовые ребра. Сооружая же первые, «панцирные», триеры, мастера устанавливали по обе стороны от киля леса, чтобы обшивка судна приобрела форму. Доски выпиливались при помощи железных пил и обстругивались теслами. Поскольку гладкая плоскость доски долго удерживает первоначальную форму, согнуть ее под нужным углом не составляет особого труда. По узким краям каждой доски мастера просверливали в ряд отверстия: маленькие для льняных веревок, побольше для gomphoi, деревянных гвоздей длиной примерно в человеческий палец, служащих шипами. Начиная с конца каждой из сторон киля, помощник мастера закреплял доски таким образом, чтобы большие отверстия верхней доски совпадали с концами деревянных гвоздей, выступающих из нижней доски, а затем деревянным молотком сажал верхнюю доску на нижнюю. Гвозди, которых теперь не видно, станут чем-то вроде ребер, увеличивающих прочность корпуса. Железные гвозди и заклепки при строительстве триер не употреблялись. Закрепив доски, помощник перебирался внутрь постепенно растущего корпуса, где целыми днями трудолюбиво продергивал веревки через маленькие отверстия, натягивая их как можно туже. Осенью греки сеяли лен, зимой обрабатывали поля, выпалывали сорняки, весной, дав опасть голубым цветкам льна, собирали урожай. Они срезали стебли, вымачивали их, давали высохнуть и сгнить, затем отбивали и резали на куски, после чего из шелухи выползали блестящие белые волокна. Сплети их в нить и получишь материал, обладающий поистине чудесными свойствами. Льняная ткань и набивка обладали такой прочностью, что служили броней гоплитам на суше и морякам на море, а сеть из льняных нитей не давала уйти тунцу и дикому кабану. При этом материя настолько тонка, что из клубка весом в фунт можно свить нить длиной в целые мили. В отличие от шерсти она не растягивается и сохраняет эластичность на суше и на море. Помимо того лен обладает сугубо морским свойст-вом – влага делает его только прочнее.

Такая технология позволяла триерам выдерживать жестокие штормы. Лишь после того, как корпус был просверлен и прошит льняными веревками, или, как сказали бы афиняне, gomphatos и linorraphos, строитель начинал скреплять его загибающимися деревянными ребрами. А если камень или вражеский таран пробьет в обшивке дыру, ее можно сразу же залатать деревом.

Далее корабел устанавливал на узком изящном корпусе некое сооружение, которое отличало греческую триеру от финикийской, – весельную деревянную раму, или parexeiresia (что в переводе означает примерно: «то, что находится за пределами зоны гребли»). Именуемая иногда аутриггером (то есть шлюпкой с выносными уключинами), эта рама была шире корпуса судна и выполняла многообразные функции.

Во-первых, здесь располагались уключины для гребцов верхнего ряда («транитов»), и широкий размах рамы позволял делать сильные гребки. Во-вторых, к раме могли крепиться боковые щиты, что было важно в бою, – они защищали гребцов верхнего ряда от вражеских копий и стрел. В-третьих, рама, в случае необходимости, прикрывалась и сверху – холщовым или деревянным навесом. На быстроходных триерах, вроде тех, что велел строить Фемистокл, легкое холщовое полотно защищало гребцов от палящего солнца. А на тяжелых триерах или военно-транспортных судах поверх рамы наводилась деревянная крыша, пригодная для перевозки пехоты и военной техники. Ну и, наконец, мощные поперечные балки, укрепленные в задней части рамы, служили для буксировки поврежденных судов либо добытых в бою трофеев.

Уже из самих размеров весельной рамы следует, что именно весла были основным двигателем триеры. На каждую полагалось по двести весел (тридцать запасных), а для этого новому флоту Фемистокла требовалось общим числом двадцать тысяч жердей из высококачественной пихты. Длинное древко заканчивалось на одном конце широкой, гладко отполированной лопастью, а на другом ручкой с набалдашником для удобства гребца. Шестьдесят два гребца на верхнем ряду – «траниты» – считались аристократией триеры. Внутри и ниже тянулись банки для пятидесяти четырех «зигитов» и такого же количества «таламитов». Последнее название происходит от слова «таламос», или трюм, ибо помещались они в самом низу, почти прямо над ватерлинией. Все гребцы располагались лицом к корме, погружая весла в воду по команде рулевого.