Влюбленный призрак - страница 63

Отскребя один из них, Даньелл попыталась вставить его обратно в батон. Когда это ей не удалось, она протянула грязный кусочек Фатер и сказала:

— Представьте, что это часть меня, которую я когда-то отдала, испугавшись. Они взяли ее, переделали и прислали обратно вот в таком виде. — Она провела в воздухе линию от своего подбородка туда, где лежало мертвое существо. — Когда эта тварь начала умирать, я вдруг увидела ее насквозь, до самого сердца. Узнала, что оно когда-то было частью меня. И забрала эту часть обратно. Они переделали ее в сердце монстра, а потом отправили его за мной, чтобы заполучить меня.

Фатер в раздражении потрясла головой:

— Откуда вы это знаете? Откуда вам известны такие вещи?

Лицо Даньелл было ясным и спокойным. Немного помолчав, она сказала:

— Я видела эту тварь насквозь, до самого сердца. Оно билось все медленнее и медленнее. Я сразу же поняла: раньше это сердце было частью меня. — Она дотронулась до своей поясницы, где эта часть пребывала сейчас. — Всегда можно вернуть себе утраченные части, если удастся найти их и узнать.

Бенджамин Гулд проснулся, дыша через мех. Прошло несколько секунд, после того как он открыл глаза, и лишь тогда его мозг уловил, что дышит он как-то не так, что ему вроде бы душно. Однако он не испугался. Просто ему было непривычно так дышать.

Первым, что он увидел, было нечто большое и белое прямо у него перед глазами. Чем бы это ни было, оно лежало поперек его лица, покрывая собой большую часть его рта и носа. Чем быстрее он просыпался, тем труднее ему становилось дышать. К тому же то, что покрывало его лицо и грудь, было очень тяжелым. Бен отпихнул эту штуку и попытался сесть. Безуспешно, потому что, когда он опустил руки, чтобы упереться ими в землю, его ладони с обеих сторон погрузились в чью-то теплую шерсть.

— Убирайтесь! Прочь от меня! — задыхаясь, говорил он в ужасе, толкался, извивался — и поднялся с земли.

Четырем верцам, которые спали на нем и вокруг него, не нравилось, что их тревожат, но они не издали ни звука. Им не полагалось ничего говорить, потому что их задача состояла в том, чтобы защищать этого человека любой ценой. Если он велит им подвинуться, они подвинутся.

— Вы спали у меня на лице! — невнятно пробормотал он, вытирая рукой рот.

Дрожа, Бен потер ладонями замерзшие руки и уставился на маленькую палатку поблизости, в которой спали дети и мистер Кайт. Она выглядела намного привлекательнее, чем несколько часов назад, когда он улегся спать, свернувшись калачиком у костра. В своем воображении Бен видел себя спящим в этой палатке, уютно устроившись в толстом спальном мешке, набитом гусиным пухом. Это должен был быть зеленый спальный мешок из гусиного пуха, покрывавший его вплоть до самой его разрумяненной теплой шеи. Он воображал себя внутри этого спального мешка, а не среди безухих толстых животных, спавших на нем, словно он был каким-то ковриком.

Он был голоден, озяб и не знал, что делать. Судя по всему, уже настала полночь. И даже Лин не было рядом, чтобы обсудить ситуацию.

Бен негромко сказал себе под нос:

— Хочу прямо сейчас отправиться домой. Просто хочу домой. Вот и все.

Спустя мгновение он стоял перед ярко освещенным зеркалом в ванной комнате своей квартиры, глядя на отражение своего лица. Бен дотронулся до зеркала над раковиной — убедиться, что оно реально. Затем коснулся лица. Открыл дверцу аптечки. Пузырьки внутри были ему знакомы, он помнил, как их покупал. Закрыл шкафчик и взял влажный брусок мыла с раковины. Понюхал его: горький миндаль. Это тоже было верно. На его день рожденья Фатер подарила ему упаковку мыла с молотым миндалем. Что такое только что случилось? Как ему удалось в мгновение ока вернуться домой из леса в Крейнс-Вью? Что он сделал, чтобы это произошло? Он снова посмотрел в зеркало.

Позади него открылась дверь. В дверном проеме стояла Фатер Ландис, одетая в одну из его футболок и трусики. Она была такой высокой, что футболка лишь слегка прикрывала ее пупок. На ней были белые хлопчатобумажные трусики — у Бена каждый раз переворачивалось все внутри, стоило ему увидеть ее в них. Лицо у нее разрумянилось и припухло со сна. Он хотел поцеловать ее. Это было все, о чем он тогда подумал, — только бы поцеловать ее и снова дотронуться до этой гладкой кожи.