Вне игры - страница 31

стр.

— Благодарю за ваше сообщение, Захар Романович. Оно побуждает нас незамедлительно принять кое-какие меры. Я, кажется, не ошибся — вы заявили, что гость собирался покинуть Москву в первой половине дня. Не так ли? Надеюсь, что среди тех фотографий, которые мы предъявим вам, вы сможете узнать господина Ивена? Ну, и отлично. Попрошу ваш телефон, адрес. А это мой телефон. Жду вашего звонка. В шесть вечера. Дома изложите письменно все рассказанное, а если сочтете нужным, укажите и дополнительные сведения. Прошу вас…

Захар Романович медленно поднялся, взял лежавший у ног сверток, хотел было направиться к двери, но не решился — он готовился совсем к другому «эпилогу». Как понять это «прошу вас» — куда и в каком качестве надлежит сейчас следовать? Он уже забыл, что Бутов просил его дома изложить все письменно. И потом, каковы они, в подобных ситуациях, нормы поведения — имеет ли он право подать руку на прощание? В нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, доктор медлил, не зная как быть. Бутову было хорошо знакомо все это. Он улыбнулся и кивнул на сверток:

— Никак, в баню собрались?

— Почему же в баню? — удивился доктор. — Аа-а, вы про это?

— По программе инженера Забелина из «Кремлевских курантов»…

Доктор покраснел, перекинул сверток из одной руки в другую и с тоской оглянулся по сторонам, словно кто-то еще должен быть в комнате и внести ясность.

— До Забелина мне далековато. Разные у нас амплуа. А что касается свертка, то угадали.

— Что же это вы? Меньше прислушивайтесь ко всяким сплетням… Честь имею кланяться. Вечером позвоните. — И Бутов протянул доктору руку.

ЗВЕНЬЯ

Генерал Клементьев внимательно прочел сообщения Михеева и теперь ждал возвращения Бутова из приемной. Воздерживаясь от вызова сотрудников по другим вопросам, лаконично отвечая на телефонные звонки, он тем самым как бы выкраивал время пообстоятельнее обдумать случившееся. А случилось не так уж мало: странная телеграмма к Ирине; автомобильная катастрофа в горах; гибель Глебова; материалы, найденные при обыске комнаты Глебова, и, наконец, визит Рубина. Звенья, звенья… Составят ли они единую цепь? И главное, есть ли тут вопросы для контрразведывательной службы?

Генерал, как и Бутов, был уверен, что разговор с доктором Рубиным внесет какую-то ясность в сообщения Михеева.

Часть вопросов теперь, вероятно, можно будет перечеркнуть. Но, увы, над всем этим запутанным делом, по-видимому, придется ставить один большой вопросительный знак. Во всяком случае, меньше всего генерал ожидал, что Рубин пришел в КГБ не в связи с событиями в Карпатах. Оказывается, явился совсем по другому и куда более серьезному делу. Впрочем, генерал сразу же сказал Бутову, что ему еще не ясно — «другое» ли это дело, или две операции взаимосвязаны. Странное это совпадение по времени: приезд Ивена в Москву и отъезд Сергея на какую-то никому неведомую стройку.

— Ваши соображения, Виктор Павлович?

Ответ Бутова — это скорее неторопливые размышления вслух.

— Я не убежден, что доктор сказал всю правду… Послевоенные годы пока еще остались в тени. Мне показалось, что Рубину не очень-то был по душе интерес к его туристскому вояжу. Так же, как и разговор о Глебове. И еще на одно обстоятельство хотел бы обратить ваше внимание. С господином Ивеном он встречался вчера вечером. Ночь на обдумывание — достаточно. Доктор явился к нам около двенадцати. Почему же не пришел с утра? Не решался? Утром он уже знал о телеграмме, об автомобильной катастрофе, о смерти Глебова. Звонила тетя Маша. Это он сам рассказал нам. Нехотя, но рассказал. И не по своей инициативе. Только в порядке ответа на мои вопросы. И весьма лаконично. И потом Глебов… Его уже ни о чем не спросишь. Должны довольствоваться тем, что скажет Ирина, а тут может и не быть всей правды. Телефоны Захара Романовича и Ирины нашли не в записной книжке Глебова, а на отдельной бумажке. Деталь: записано не Рубин, а «З. Р. Р.» и не Ирина, а «И. Р.»… Бумажка спрятана вместе с материалами, компрометирующими их владельца. Конспиратор был он, видимо, не из бывалых…

Они не стали принимать никаких решений — еще слишком мало бесспорных фактов. А только такие здесь привыкли класть в основу обвинений или оправданий. И Бутов, продолжая размышлять вслух, говорит: