Внешность и сущность - страница 5

— Мой любовник, — сказала она. — Ты что, дураком меня считаешь? — заорал сенатор. — Я и сам вижу, что это твой любовник!

Мсье ле Сюёр был человеком действия. Он подошёл прямо к Лизетте и влепил ей размашистую пощёчину правой рукой по левой щеке.

— Скотина! — взвизгнула Лизетта.

Он обернулся к молодому человеку, наблюдавшему эту сцену насилия в некотором замешательстве, и, распрямившись во весь рост, выбросил руку, драматически указывая пальцем на дверь.

— Вон! — крикнул он. — Вон отсюда!

Столь властен был вид этого государственного мужа, способного изменить настроение толпы возмущённых налогоплательщиков или одним лишь движением бровей овладеть ситуацией на годовом собрании разочарованных акционеров, что, как подумали бы многие, молодой человек должен был опрометью броситься к двери; но молодой человек остался там, где был: не очень уверено, правда, но он остался на своей позиции, бросив на Лизетту умоляющий взгляд и чуть пожав плечами.

— Чего же вы ждёте? — проревел сенатор. — Вы хотите, чтобы я применил силу?

— Он не может уйти в своей пижаме, — сказала Лизетта.

— Это не его пижама, это моя пижама!

— Ему нужно одеться.

Мсье ле Сюёр огляделся и увидел на стуле за собой беспорядочно разбросанные принадлежности мужского гардероба. Сенатор смерил молодого человека брезгливым взглядом:

— Можете забрать свои вещи, мсье, — сказал он с холодным презрением.

Молодой человек подхватил одежду в охапку, подобрал валявшиеся на полу туфли и выскользнул из комнаты. Мсье ле Сюёр обладал большим ораторским даром, и никогда ранее он не использовал этот дар с таким блеском. Он высказал Лизетте всё, что думал о ней, и мысли эти были далеко не лестные. Он изобразил её неблагодарность самыми чёрными красками. Он находил для неё в своём обширном словаре самые уничижительные определения. Он призывал небеса во свидетели, что никогда ещё женщина не отплатила человеку, поверившему в неё, столь низким обманом. Короче говоря, он произнёс всё, что подсказали ему гнев и уязвлённое тщеславие. Лизетта и не пыталась защищаться. Она молча слушала, опустив глаза и пощипывая булочку, которую не успела доесть из-за появления сенатора. Он бросил раздражённый взгляд на её тарелку.

— Я хотел, чтобы ты первая услышала эту важную новость, и пришёл к тебе прямо с вокзала. Я ожидал, что позавтракаю с тобою, присев на край твоей постели.

— Так ты ещё не завтракал, мой бедненький? Я сейчас же что-нибудь закажу для тебя.

— Я ничего не хочу.

— Глупости. При той огромной ответственности, которую ты собираешься не себя возложить, ты должен подкреплять свои силы.

Она позвонила, и когда вошла служанка, велела ей принести горячего кофе. Появился кофе, и Лизетта сама разлила его. Он не дотронулся до чашки. Лизетта намазала булочку маслом. Он пожал плечами и стал есть, между укусами изрекая что-то о женском вероломстве. Лизетта молчала.

— Из всех возможных проступков, — заявил он, — это именно тот, который ты не имеешь права простить себе, ибо таковое прощение явилось бы неслыханной наглостью. Ты знаешь, что я не из тех, чей добротой можно злоупотребить безнаказанно. Само великодушие, когда люди поступают со мной порядочно — я становлюсь безжалостен, когда они поступают недостойно. В тот момент, когда я допью кофе, я покину этот дом навсегда.

Лизетта вздохнула.

— А теперь я скажу, что готовился преподнести тебе сюрприз. Я решил отметить вторую годовщину нашего союза, предоставив тебе определенную сумму денег, которая дала бы тебе скромную независимость, если бы что-то со мной случилось.

— Сколько? — хмуро спросила Лизетта.

— Миллион франков.

Она опять вздохнула. Вдруг что-то мягкое стукнуло сенатора сзади по голове, и он вздрогнул.

— Что это? — вскрикнул он.

— Он вернул твою пижаму.

Молодой человек открыл дверь, бросил пижаму на голову сенатору и быстро закрыл её опять. Сенатор освободился от шёлковых панталон, которые болтались у него вокруг шеи.

— Разве так можно возвращать вещи! Твой друг, очевидно, совершенно невоспитан.

— Да, у него нет твоих манер, — сказала Лизетта вполголоса.

— А есть ли у него мой ум?