Внук зеленой молнии. Тайны старого колчана - страница 15

стр.

В то время, когда приехала царица, где-то тоже бунтовали люди, и наш кузнец, как обычно, сидел прикованным к своему верстаку.

Так вот, когда он сказал про свою задумку, у начальства от радости даже глаза загорелись.

— Так если есть у тебя задумка, выполняй ее, — сказали они, — а понравится или нет, там увидим. Что тебе для этого нужно: серебро или золото?

— Ничего не нужно, — сказал кузнец, — только ночь свободы.

Начальство сейчас же цех окружило солдатами и расковало кузнеца.

На второй день царице преподнесли изумительной красоты цепь цвета ночи и звезд. Царица была так довольна подарком, что насмотреться на него не могла. Когда же пришли снова заковывать кузнеца, то у него цепи не оказалось.

— Где же твоя цепь? — спросили его.

— Как — где? — сказал он. — На шее у царицы.

* * *

Во время первой мировой войны у жеребцовских купцов так ходко пошли дела, что они на радостях решили на колокольне собора поставить часы, которые два раза в сутки должны исполнять молитву «За здравие царя».

Мой мастер был исполнительным человеком. Сказал — сделал.

Через месяц часы уже красовались на соборе. Но перед тем как их поднять туда, жеребцовские купцы прослушивали эти часы раз двадцать, пока не сказали: «Бой не хуже хрустального звона, а молитва аж вышибает слезы. Пусть теперь часы служат честному народу».

В один из воскресных дней было решено на соборной площади собрать народ и после торжественной речи пустить часы. А уж потом купцы хотели расплатиться за работу.

Мне тогда было семнадцать лет. Девки уже поглядывали на меня, поэтому давно я мечтал купить себе кумачовую рубашку и шелковый пояс.

В назначенный день на площади собралось много народу.

Я стоял рядом с мастером возле часов на колокольне и думал: «Как получим деньги, обязательно исполню свое желание». Но только оратор успел крикнуть: «Да пусть же вечно звучит над нашими головами божественная музыка!» — мастер повернул в часах какой-то рычажок, и они вместо музыки заржали, как лошади. Где уж тут было думать о деньгах, я не знал, как унести ноги.

Вот такой-то был наш мастер.

* * *

Мой мастер тоже был не хуже его. Не проходило такого дня, чтобы он чего-нибудь да не вытворил. Поэтому его больше месяца не держали ни на одном заводе.

В наших краях жил фабрикант. Такой он был самодур, каких трудно найти на свете. Бывало, хлебнет немного хмельного и начнет кричать на рабочих: «Я ваш царь, что хочу, то и сделаю с вами! Могу заставить вас даже сидеть в собачьих конурах!»

Фабрику он охранял собаками.

И вот однажды на его фабрике вспыхнул бунт. Три дня рабочие искали своего «царя», чтобы расправиться с ним, но найти не могли.

Оказывается, все эти дни он сам сидел в собачьей конуре. А заглянуть туда никому из рабочих не пришло в голову.

Немногие знали про этот случай; если кто знал, то язык старался держать за зубами. С фабрикантом шутки плохи.

Как-то раз этот фабрикант в честь именин решил жене сделать необыкновенный подарок. А кто, кроме оружейников, мог изготовить такой подарок?

Он и обратился к ним. Но те наотрез отказались принять заказ.

А мой мастер, к удивлению всех, согласился и через некоторое время принес фабриканту маленький медальон, величиной с ноготок, но такой необыкновенной красоты, какой не видывал еще никто. Посреди медальона отгравировал самого фабриканта, сидящего в позе царя. Вокруг портрета нарисовал сказочные цветы и украсил их алмазными зернами.

Фабрикант остался так доволен работой моего мастера, что даже созвал на именины всех знатных людей города, чтобы похвастаться перед ними.

И правда, когда он стал гостям показывать медальон, все начали восторгаться и завидовать хозяину, что он приобрел такую невиданную вещь.

Но одна дама заметила:

— Как ни славятся тульские мастера, у них все-таки грубые руки. Они обязательно где-нибудь да сделают изъян. Всем хорош портрет, а на кончике носа мастер все же сделал царапины. Хотя они еле заметные, но разве нельзя было отшлифовать? Заграничные мастера ни за что бы не допустили этого.

А какой-то гость, разглядывая медальон через очки, воскликнул:

— Господа, да тут не просто царапины, а просматривается какой-то рисунок!