Внутренние дела - страница 34

— Правила запрещали носить куртки с названиями банд на них. Тот тип куртки, которую носил я, назывался «Кугар».

Он так и ощутил на себе эту легонькую курточку — слишком холодную для зимы и слишком теплую для лета. Однако он носил ее круглый год. Он прямо слышал стук подкованных башмаков, чувствовал на себе эти штаны в облипку. Он как бы прикоснулся к воротнику куртки, вытащил из заднего кармана штанов расческу, причесался, положил расческу на место, улыбнулся улыбкой Джимми Дина-Элвиса-Брандо. Его лицо отражалось в ветровом стекле автомобиля, припаркованного на Рузвельт-авеню или в витрине кондитерской отца Чака и Веры — кажется, у этого магазина не было названия, просто кондитерская на Элмхерст-авеню. Его отражение как бы улыбалось ему и говорило: «Да, Змей, ты симпатичный чувак».

— Я был таким парнем, потому что мой отец работал в метро. В зимнее время он, случалось, днями не видел солнца. В конце каждого маршрута он перекидывался словечком-другим с кондуктором, а потом шел в последний вагон, который теперь становился первым. Во время перерыва на обед он обычно читал газеты. Больше он ни с кем не общался, если не считать меня с мамой. Однажды, когда мне было лет одиннадцать, я провел с ним в метро целый день и после этого поклялся себе, что никогда не последую примеру отца. В моем невежестве я полагал — для того, чтобы не стать таким, как отец, я должен быть его полной противоположностью во всем: он был тихим, я — шумным; он был честным, я — негодяем. Я воровал по мелочи. Я рад, что он дожил до дней, когда стало ясно — со мной все в порядке. Однако он так и не смог понять, почему я развелся. То есть он понимал, что семейная жизнь может стать невыносимой — они с матерью ругались по три раза в день, утром и за обедом. Но до него не доходило, зачем нужно разводиться.

Отец Чака владел кондитерской. Мать умерла, когда Чаку было двенадцать или тринадцать лет. Отец Тома был чем-то вроде коммивояжера, он вечно разъезжал, и я его плохо помню. Запомнил только, что он был высокого роста — так же, как и мать Тома. Он нас недолюбливал. А может, нам это просто казалось. Почему я рассказываю тебе все это, Нейл?

Защитник бездомных, пытался разложить все по полочкам Каллен, убивает друга детства. Приятель убитого — полицейский. Он занимается расследованием. Необходимо представить дело так, чтоб стали известны все мотивы преступления.

Да он даже не может выключить сигнал на своих часах! Каллен взглянул на часы: 00.04.24… 25… 26.

— А чем занималась Вера Иванс? — спросил Циммерман. — Вера Стори. Она тоже работала в этой кондитерской?

— Я плохо помню ее в школьные годы. Она моложе меня, Чака и Тома года на два, я думаю. В подростковом возрасте такая разница много значит. Она ничего из себя не представляла, разве что выделялась особой костлявостью. И она была очень застенчива. Да, Вера работала в кондитерской. Они жили прямо над магазином. Лавка находилась на первом этаже шестиэтажного дома, а семейство Стори обитало на…

Циммерман посмотрел на него:

— В чем дело?

— Все нормально. Я просто…

— Что, Джо?

Каллен покачал головой:

— Не могу вспомнить, на каком этаже они жили, вот и все…

Помню номер квартиры. Я не раз заходил к Чаку. Веры почти никогда не было дома. Но не могу вспомнить этаж, хоть убей… Я запомнил Веру в одной пьесе. Она участвовала в этой ужасной самодеятельности. Постановка называлась «Покойный Джордж Апли» или что-то в этом роде. Вера руководила артистами, но девочка, игравшая главную роль, попала в больницу с аппендицитом, и Вера заменила ее. Она сразу прославилась, но только на один вечер. Как Золушка. Она не играла ролей в других пьесах, не ходила на танцы и вечеринки… Не знаю почему.

— А что произошло после того, как вы окончили школу?

Каллену не хотелось говорить о том, что произошло после того, как они окончили школу. Да ему и не пришлось это делать, так как они увидели, что к ним приближается быстрой походкой какой-то парень крепкого телосложения.

— Дарел? — спросил Каллен.

— Дарел, — подтвердил Циммерман.

Дарел Дин — не то чтобы осведомитель, но человек, у которого есть что сказать им ради облегчения участи своей сестры Деборы.