Внутри, вовне - страница 47

Обед с морской пищей состоялся в Орчард-Бич, в большом белом доме, стоявшем посреди лужайки. На пляже в Орчард-Бич, где мы летом часто купались, во время отлива я много раз видел моллюсков. Но чтобы их можно было есть? Да я скорее стал бы есть сплавной лес. И вот теперь в большом белом доме был накрыт белой скатертью большой стол, и пахло там, как в детском доме в Дикки-Истэйт, и работники прачечной «Голубая мечта» ели, пили и обменивались громкими шутками; а на столе стояли проволочные корзины, битком набитые печеными моллюсками. Раковины у них были полураскрыты, точно рты у мертвецов, а внутри виднелась какая-то белая масса, упругая, как резина. Предоставленный сам себе и ощущая голод, я попытался ткнуть в эту массу вилкой; белая масса не поддавалась и пружинила, будто я пытался проткнуть теннисный мячик. Я попробовал выковырять массу из раковины, но не сумел.

Я давно не ел и был очень голоден. Не знаю, где тогда были папа с мамой: видимо, как господин Хозяин и госпожа Хозяйка они организовывали трапезу. Где была в то время Ли, я тоже не помню. Помню только, что, отчаявшись справиться с моллюсками, я стал трудиться над омаром, приноравливаясь, как бы его съесть. Слева и справа от меня работники прачечной лихо уписывали омаров, выпучив глаза, плотоядно ухмыляясь и облизывая губы. Я поворачивал во все стороны красное тельце в панцире, ища место, в которое можно было бы вгрызться. Меня приводили в замешательство остекленелые мертвые глаза, усики, волосатые паучьи ножки и зазубренные клешни, но я был голоден, а вокруг папины работники без труда разделывали омаров, точно это были телячьи котлеты. С чего начать? Я перевернул омара другой стороной. Снизу, с морщинистого зеленовато-белого брюшка, к нему, казалось, было легче подступиться. Панцирь вилка не протыкала, но брюшко вроде бы было помягче. Я крепко держал омара в одной руке, а другой ожесточенно тыкал в него вилкой. Брюшко поддалось. В меня брызнула зеленовато-белая жидкость, издававшая сильный запах Ку-ку-клана. В конце концов я отказался от попыток съесть омара.

После обеда все высыпали на лужайку перед домом и стали нежиться на солнце, лакомясь мороженым и запивая его содовой водой; и это было все, что я смог отведать на этом обеде. Высоко на белом флагштоке на дувшем с моря ветру колыхался большой американский флаг; под ним на траве молодые парни играли в волейбол, а в стороне начались танцы под патефон с заводной ручкой и большим раструбом. Тем временем Джек-выпивоха повел меня вниз, на пляж, к раздевальным кабинкам, чтобы искупаться. Джек был кучером фургона и, так сказать, моим другом. Как вы помните, он спас меня во время пурги. Когда он развозил белье, его маршрут проходил по Олдэс-стрит, так что я видел его довольно часто. Он заходил к нам забрать грязное белье, и тогда мама обычно доставала коричневую бутыль и наливала Джеку стаканчик. Из этой бутыли никто никогда не пил, кроме Джека. Как-то я на пробу хлебнул оттуда глоток. Ух! Огонь и сера! Больше я к этой бутыли не прикасался. У Джека всегда была на лице щетина двух- или трехдневной давности; он обычно выглядел исхудалым, усталым и старым — за исключением тех мгновений, когда он пропускал стаканчик, после чего он оживлялся и улыбался, как ребенок. Джек был еврей. То есть я думаю, что он был еврей, потому что у него был акцент, как у моего отца. И, во всяком случае, он ощущал себя евреем. Не знаю, как иначе это выразить.

Вы, конечно, знаете, что представляет собою раздевальная кабинка на пляже: это — закрывающийся на защелку крошечный фанерный закуток, в котором стоит табуретка, а на стене — крючок. Наверно, мы тогда сначала немного поплескались в прибое, но я этого не помню; моя память, как на небрежно порезанной киноленте, выхватывает из прошлого только ту сцену, в которой мы с Джеком уже вытираемся в кабинке, говоря о каких-то пустяках. Мы замолкаем, и сквозь фанеру мы слышим из соседней кабинки два мальчишеских голоса, которые передразнивают идишистский акцент Джека. Полуодетые, мы взглядываем друг на друга. На лице у Джека, поросшем черно-серой щетиной, появляется горькая улыбка.