Во что-то верить - страница 3

- Чего ж тут неправильного? Многие то и похоронок не получают. Не всякий из нас носит жетон, или медаль какую-нибудь. Вот Санька, тот же желторотый совсем. Случись что..., - Снегирь оборвал себя на полуслове, заметив, как посмотрел на него Саныч. - Да живи ты сто лет, пернатый!

- И тебе не хворать, зимняя птица, - сказал Санька.

- А по мне, так прав наш великан, - произнес Аршанов, наливая из чайника кипяток в свою чашку. - Документики, всякие, это ненадежная вещь. Когда немцев из Ростова гнать начали, видел я что творили эти звери. Пленных солдатиков, которых угнать на запад не успевали, расстреливали, да в придорожные канавы скидывали. Это потом уже местные жители их хоронить начали. Да как узнаешь кого, если у него при себе нет ничего? Вон их сколько, безымянных, в общих могилах сегодня лежит, у самого Ростова и дальше.

- А я содержимое своего медальона выкурил, - произнес Снегирь. - Плохая это примета, носить при себе такое...

- Это кто же тебе такое сказал? - поинтересовался Саныч.

- Да мало ли кто такое может говорить? Мужики, вон, свои имена на алюминиевых ложках выцарапывают, думают, что этого достаточно. А жетоны выкидывают.

- Ты тоже, небось, выцарапал?

- Конечно!

- Не думал я, Снегирь, что ты настолько суеверный, - улыбнулся Санька. - А в какие приметы ты еще веришь?

- Отстань от него, воробей, - резко сказал Саныч. - Человек на то и зовется человеком, что верит во что-то. Кто-то в бога, распятого на кресте, кто-то в социализм. Немцы, и те во что-то верят.

- Ну ты старик даешь! - сказал Аршанов. - Ты нас с фашистами сравниваешь?

Ротный отмахнулся о него словно от назойливой мухи

- Да ни с кем я тебя не сравниваю, - сказал он. - Ты у нас сам по себе, Николай. А всякий немец, ты думаешь, он с рождения зверем был? У них ведь тоже где-то матери, отцы и жены есть. Письма домой пишут, рафинированный сахар в карманах носят, - последнюю фразу Саныч произнес с издевкой, чуть прищурив глаза. - И медальоны носят тоже.

- Странно ты говоришь, ротный! - Аршанов поставил кружку с кипятком на стол, нахмурился. - Я за последние полгода сделал для себя все, чтобы этих мразей людьми не считать. Они людей пилами на пополам режут, звезды на телах военнопленных выжигают, медсестричек наших... Словами и не передать! Я видел, что они творят на оккупированных территориях! Ты это видел. Снегирь видел! Нельзя после такого человеком оставаться! Чего же ты гуманничать вздумал?!

- А ты на меня голос не повышай, Николай, - сказал Саныч. В глазах его появилось что-то недоброе. - Я тебе не маленький мальчик, чтобы ты мне тут мораль читал. Да, я не вчера на свет родился и зверей видел побольше твоего. С осени сорок первого винтовку в руках держу, видел такую мясорубку что тебе и в страшном сне не приснится. Видел я и зверей на двух ногах и людей, которым приказывали стрелять в женщин и детей, а они не стреляли. Ибо людьми оставались... По обе стороны есть такие, Аршанов. И звери и люди. Но хуже всего самодовольные дураки, что порой в офицерах ходят и людей за скотину принимают.

- Так может быть потому, что ты так думаешь, ты в генералы и не вышел, - зло процедил сквозь зубы Аршанов.

- Зато я живу как человек, - ответил ротный. - Здесь мое место, Николай. С вами. И никто из вас не смеет назвать меня трусом, или подлецом. Что касается генералов, то их и без меня у НЕГО найдется не мало, толковых мужиков. Научатся воевать, так нам и полегче станет. А война, она - стерва, все расставит на свои места... Хотелось бы в это верить, конечно.

- Ну а что ты молчишь, Снегирь? - спросил Аршанов. - Ты тоже немцев за людей считаешь? Конечно, считаешь! Ты-то у нас добрый!

- Я советую вам обоим успокоиться, - отозвался великан. - Вода в чайнике стынет, мужики... Чего злитесь друг на друга? Зачем? Лучше бы Авдеева помянули добрым словом. Неплохим человеком был... Санька, ты бы сбегал, поискал где-нибудь спирту. Если найдешь, где, то на сухари поменяй. Саныч, ты не против?

- Успокоиться?! - прорычал Аршанов. - Черта с два! Да, это верно, я злой! А ты добрый! И Саныч добрый! Нам нельзя быть добрыми сейчас, вы это понимаете? Нельзя нам их за людей считать теперь. Если вы такие гуманисты, то мне с вами не по пути! Я их буду убивать также, как они убивают наших детей, жен и матерей! Выжечь их проклятую землю до тла надо. Санька, ты ведь понимаешь меня? Скажи, воробей...