Во имя справедливости - страница 48

Наступило молчание. Я смотрел на прекрасные золотистые волосы Аленки. Возможно, она в какой-то степени обрела свое счастье, избавившись от рабства и оказавшись в моей армии.

Аленка все же решила рассказать о себе:

— Если речь вести только о телесных ощущениях, то для меня рабство оказалось даже лучше воли, — девушка удобней устроилась в седле. — Хотя какая там воля! На барина Грудника работала с раннего детства, много работала. Как я не старалась, господа всегда находили повод придраться. Особенно барыня. Даже иногда пороли меня из-за нее кнутом, так барин приказывал и любил смотреть на процесс. Было очень больно! Грудник и сам любил бить кнутом девочек и девушек. Особенно по пяткам. Так, чтобы кожа не портилась. Оно-то больно, но быстро проходит.

А барыня иногда могла и поцеловать, но после поцелуя дергала меня за густые волосы или косы. Ей это нравилось. А работы, как правило, много. Как попала в услужение, часто не выспалась. Только зимой отоспаться можно. А потом меня отдали как прислужницу Роттенбергу, самому богатому жителю города.

За какую-то провинность меня заперли в подвале, надели неудобные колодки и посадили на дыбу. Раньше я не плакала, а тут ревела как никогда в жизни! После дыбы Роттенберг решил подарить меня в рабство Белому. Они дружили.

Очень не любила я Роттенберга, а вот рабство у Белого для меня оказалось совсем не страшным. Узнав, что я — подарок шефу, его охранники и прислужники вели себя вежливо, кричать на меня не смели. Хорошо кормили, во дворце я лежала на шелковых подушках, укрывшись атласным одеялом, шитым золотыми нитками…

Я с улыбкой сказал:

— Не всем рабыням так везет!

— Не всем, далеко не всем! — согласилась Аленка, ее глаза увлажнились. — Я видела, как поступают с простыми русскими девчатами Роттенберги и другие господа…

— Долго ты жила у Белого? — спросил я.

— Два года. Жаль, что он вернул меня Груднику.

— А почему?

— Грудник попросил.

— Как сложилась судьба родных твоих? — опять спросил я.

Девушка нахмурилась, но продолжила рассказ:

— Судьбу братьев своих знаю. Николу и Мишу, тринадцати и двенадцати лет отдали на рудники. Младшего десятилетнего Андрюшку сначала в услужение господам отдали, потом то же перевели в рабство на рудники. Там все они и вкалывают. Это долгая история. Рудники — место очень неприятное, даже каменоломни на поверхности лучше. Рабов чередуют, чтобы они не погибали: неделя под землей, неделя в открытом карьере на солнышке. Правда, потом еще тяжелее возвращаться в вонючие, с ядовитыми испарениями шахты. Но рабы не выбирают, а чередование позволяет им очистить легкие и выжить.

— А родители твои живы? — продолжал спрашивать я.

— Нет, умерли они. Как раз в тот год, когда Грудник меня к себе затребовал.

— Соболезную, — сказал я.

У меня еще есть три сестры, — сказала Алена. — Две работают на плантациях, а одну отдали олигарху, нет, не Роттенбергу, другому.

— Всех их освободим! — сказал я и спросил:

— Твои сестры такие же красивые, как и ты?

Девушка ответила:

— Да, красивые. Правда, не такие белоснежные, как я. Большинство девушек на Руси красивы и стройны благодаря свежему воздуху и работе, которая не дает жиреть телесам…

Аленка хотела еще что-то добавить, но услышала впереди подозрительные звуки, прислушалась и предупредила:

— Похоже, конный разъезд гвардейцев впереди. Что будем делать?

Я решительно сказал:

— Ликвидируем сами, пока наши позади! Только нужно никого не упустить, чтобы не предупредили о нашем приближении гарнизон в Новгороде.

Аленка согласилась:

— Ну, тогда в бой!

Гвардейцев оказалось трое. Действительно, неприятельский разъезд. Они увидели, что всадников только двое, причем, одна — девушка, и сами помчались навстречу нам.

Пришлось драться. На коне это не особенно удобно. Тем не менее, я прыгнул из седла своей лошади на лошадь подъехавшего ко мне гвардейца, сшиб его ногами, сам слетел с лошади, но успел поразить мужика ножом, прежде чем он выхватил свой меч. А я сделал сложный веер, вскочил на коня второго гвардейца и тем же ножом ударил его в шею.

В это время Аленка успела стукнуть дубинкой сунувшегося к ней гвардейца. Да так, что тот свалился с лошади и ударился головой о камень.