Во тьме таится смерть - страница 30
— Посещали обитель, верно? — спросил Татсуно.
— О-Мива, — с поклоном ответствовал мужчина. Затем, он запнулся и зло посмотрел на Татсуно. — Я же сказал, что мы не должны говорить об этом.
— О, я забыл, — сказал Татсуно. — Прошу прощения. Вы позволите мне угостить вас чашечкой саке?
Мужчина закивал.
— Мы как раз направлялись туда, — произнес он.
Но два попутчика остановили его.
— Он все позабыл, — сказал один из них Татсуно. — Мы, наоборот, уезжаем.
— Значит, в другой раз, — смирился ниндзя.
— Так о чем же шла сейчас речь? — спросил Сёкей, после того как они вошли в гостиницу. Путники встали на циновки, которые лежали перед длинным низким столом, за которым женщина подавала еду.
— Новый господин Инаба, сын почившего князя, совершил поездку в обитель О-Мива, — отозвался Татсуно. — О чем это тебе говорит?
— Это то место, где, как сказал бумажный мастер, сделана бабочка, — вспомнил Сёкей.
Татсуно кивнул. Взгляд женщины упал на него, и ниндзя указал на горшок с супом из лапши, а затем на извивающихся креветок в большой посудине. Женщина кивнула и посмотрела на Сёкея, который попросил то же самое. Вскоре перед ними стояли две миски с горячим супом и креветками. Сёкей размешивал кушанье палочками, чтобы дать креветкам провариться, а Татсуно немедленно поднял миску ко рту и захлюпал, втягивая лапшу и креветок. Он откусывал креветкам головки и выплевывал их на столик.
Пока они ели, Сёкей думал об обители, которую упомянул самурай. Та же самая, откуда появилась бабочка… Но какая тут связь?
Юноша доел суп, затем спросил Татсуно:
— Думаешь, господин Инаба пошел в обитель О-Мива, чтобы купить бумажную бабочку?
— И какое предназначение он бы нашел для бумажной бабочки? — удивился Татсуно.
— Хорошо… возможно, он был с тем, кто оставил ее рядом с телом его отца.
— С какой целью?
— Не знаю. Ты сказал мне, что она предназначалась для того, чтобы прогнать злого ками. Это похоже на человека, который любил своего отца. Почему убийце это понадобилось?
Татсуно наклонил миску, чтобы вылить остатки супа в рот.
— Потому что ниндзя близки к ками, — сказал он.
Это так возмутило Сёкея, что он не удержался, чтобы не нагрубить.
— А мне кажется, что ниндзя обычные преступники, — сказал он.
Татсуно посмотрел на пустую миску, как будто подумывая, не заказать ли еще. Потом он обратился к Сёкею.
— Может быть, и да, потому что ты никогда не страдал от несправедливости, у тебя не забирали землю, не похищали дочь. А в такой ситуации никто бы и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе… кроме ниндзя.
— Это неправда! — воскликнул Сёкей. — Я помогаю таким людям, но я не ниндзя.
Это возражение заставило Татсуно улыбнуться. Сёкей не припоминал, чтобы тот прежде улыбался.
— Ну, ладно, — сказал он, — давай побыстрее закончим наше дело. Полагаю, ты все еще хочешь доставить тот список жалоб новому господину Инабе?
— Да, — ответил Сёкей, поднимаясь на ноги. — И ты увидишь, как поступает благородный муж-самурай. Когда он узнает о страдании тех, кто зависит от него, он примет меры.
— Уверен, что примет, — произнес Татсуно.
Они пробивались через переполненные улочки к замку. Сёкею показалось, что жители города выражали недостаточно уважения к памяти их недавно почившего князя. Нигде не было никаких признаков траура, который должен соблюдаться в течение сорока девяти дней со смерти господина. Уличные актеры — жонглеры, акробаты, музыканты и борцы — выступали на потеху проходящих мимо бесчисленных зевак. Даже те, кто носил самурайские мечи, смеялись, громко разговаривали и затевали игры типа го или утагай.
Сёкей и Татсуно беспрепятственно прошли через ворота в каменной стене, окружавшей господские постройки, а затем по мосту через ров. Очевидно, облачения Татсуно было достаточно, чтобы убедить стражу, что он приехал по делу.
Сам замок был внушителен. На семь этажей над землей возносились его многочисленные украшенные гребнями крыши. Высоко вверху Сёкей приметил пост наблюдения, с которого стража следила за теми, кто приехал или вошел во двор. Замок сёгуна в Эдо был единственным из тех, какие видел Сёкей, большим, чем этот.