Во власти (не)любви - страница 45
От побоев еле живой, с трудом, наверное, понимающий, что происходит, Вацлав едва стоял на ногах. Второй амбал, которого Дюк назвал Феликсом, даже не держал его, брезгливо отступив в сторону. Наверное, он решил, что Кнедл сломлен не только физически, но и морально и даже не подумает сопротивляться. Из носа и рта Вацлава хлестала кровь, и теперь Джин чувствовала ее одуряюще-сладкий запах. Скорее всего, фита — вкусная, но непитательная. Значит, Чеботари надо будет высосать много, чтобы насытиться, очень много…
Но по мере того, как отвратительный сморчок подбирался к Вацлаву, растерянное, забитое выражение лица Кнедла менялось. Тяжело дыша, он расширил ноздри и опустил голову, глядя на Чеботари исподлобья, и призрачно-серые глаза его стали похожи на осколки грязного льда. Он оттер кровь под носом рукавом своей некогда аккуратной рубашки, которая в данный момент больше напоминала половую тряпку, и очень тихо сказал:
— Не подходи ко мне.
— Не подходи ко мне! — пропищал Чеботари, передразнивая, выудил из торопливо расстегнутой ширинки короткий крючковатый член, торчащий из жиденького кустика курчавых волос, и развязно им помахал. Зрелище было настолько вульгарным, вопиющим, отталкивающим, что Джин с отвращением отвернулась, но Дюк, дернув ее за волосы, заставил смотреть. — Познакомься, это мой Младший Брат, и в ближайшие полчаса ты, сосут, сделаешь все, чтобы его ублажить!
Чеботари болтал что-то дико пошлое, дурацкое, похабное, видимо, распаляя себя, но Джин больше не слушала гадкого сморчка и не смотрела на него. Все ее внимание было приковано к лицу Вацлава Кнедла. Оно не было забитым, нерешительным, неуверенным, залитым кровью, жалким… Как ни странно, именно в эту минуту ее пронзила мысль, что он красив. Красив какой-то внутренней силой, мужественной красотой, которая происходит не от смазливой внешности, которая зачастую оказывается пустышкой, а от наличия внутреннего стержня, внутренней бездонной глубины. Он был всего лишь человеком, и едва ли у него имелись хоть какие-то шансы справиться с тремя вампирами, и все-таки то, что в нем, делало его кем-то большим, чем просто человек.
Откуда у него, практически до полусмерти избитого двумя огроменными амбалами, взялись силы, было неясно, но они взялись, наверное, именно из этого внутреннего резерва. Безграничного резерва, который в критический момент просто взорвался.
Не уловивший произошедшей в Вацлаве резкой перемены, Чеботари, махая своим мерзейшим причиндалом, приблизился — и был пинком ноги отброшен к стенке, прямо под узкую нишу, в которой замерла огромная полуобнаженная девушка из белого мрамора. Двигаясь, словно на автомате, словно механический робот, Вацлав подошел и столкнул двухсоткиллограмовую статую прямо на съежившегося на полу Чеботари. Она упала, со страшным грохотом ударившись об пол, и Джин отвернулась, чтобы не видеть месива, в которое превратилось тело вампира ниже пояса.
Вацлав отвернулся и в упор посмотрел на дружка Кремера. И прозрачный, жуткий взгляд этот откровенно пугал.
— На такое я не подписывался! — со странной для такого амбала визгливостью выкрикнул Феликс и отскочил назад. — Он ненормальный, дьявол меня раздери, ненормальный!
А затем подскочил к двери и, вытащив из ручек биту, которая покатилась по мраморному полу с оглушительным звоном, выскочил прочь.
— Что, мужика словил, недоносок? — с издевкой поинтересовался Дюк, отпихнув от себя Джин и, как бык, попер на Вацлава Кнедла. — Ну, иди сюда, проверим, какой ты крутой… Она все равно будет моя, мо…я-а-а-а-а-а-а-а…
Джина даже не успела сообразить, проследить глазами за тем, что произошло — вот Кремер чуть ли не положил Вацлава на лопатки, а вот Кнедл его отшвырнул на стенку, на которой прямо в этом месте был повешен кованный канделябр. Узорчатая железка пронзила Дюку спину — и, окровавленная, вышла из груди прямо посредине. Кремер повис на канделябре, как бабочка, насаженная на иглу.
Вацлав стоял к ней спиной, а Джин в ужасе пятилась назад, надеясь, что он ее не заметит и страстно желая оказаться как можно дальше отсюда.