Во власти (не)любви - страница 63
Вода горячая, такая обжигающе-горячая, какую она всегда любила набирать в ванну дома. Пар осел на волосах, сделав их кончики влажными…
Джин отвыкла от этого ощущения блаженства, потому ее разморило, как от крепчайшего алкоголя. И чего она в эти минуты никак не ожидала, так это, что дверь откроется, и на пороге ванной она увидит Вацлава.
Райская нега вмиг слетела, как не бывало. Напряженная, Джин подобралась, пытаясь укрыться под пеной чуть и не с головой. Оттого, что она была обнаженной, почувствовала себя уязвимой вдвойне.
Как, как они могли так быстро вернуться из церкви?
Был он в черных брюках, костюмном жилете и светло-синей рубашке с закатанными рукавами — красивый, холеный мужчина, в котором чувствовалась чистокровная порода и твердый характер. Мужчина, который не ищет компромиссов — он вошел в ванную, закрыв за собой дверь.
Джин взглянула на одежду чернавки, некрасивой грудой валяющуюся на коврике и, внезапно ощутив приступ решимости, нахально проговорила:
— Теперь накажете меня, комиссар?
— Возможно, — проговорил он, не отрывая взгляда от ее лица и медленно подойдя, присел на бортик ванной.
— Службу в церкви отменили, да? — поинтересовалась Джин, глядя на него снизу вверх. — Как же чертовски мне не повезло…
— Для этого должно произойти что-то действительно серьезное, — заметил он, и от выражения его призрачных глаз Джина почувствовала бешеный выброс адреналина в кровь. — Эти обязательные воскресные службы — не самое лучшее, что придумал мой дядя. Полагаю, там должны присутствовать мои утроба и мессалина, себе же вместо этого я лучше оставлю заботы о безопасности республики.
— В такой ли уж она опасности? — чарующе улыбнулась Джин, но он как будто не услышал.
Вацлав зачарованно отвел с ее лба прилипшую влажную прядь, и от этого жеста у нее перехватило дыхание. Его пальцы скользнули по ее щеке, а затем по влажной распаренной коже вниз, прямо к яремной впадинке, чуть надавив, а затем сразу же погладив это место.
И с ужасом Джин почувствовала, как реагирует на его осторожные, едва ощутимые прикосновения ее разморенное горячей водой тело, каким податливым и безвольным становится оно, как одна за одной зажигаются внизу живота звезды таинственного и запрещенного созвездия.
По ее влажной коже его ладонь двигается вниз, к полушарию скрытой пеной груди и, не веря своему телу, Джина выгибается, изо всех сил вцепившись руками в борта ванной, когда его чуткие пальцы сжимают омываемый мыльной водой нежный скользкий сосок.
— Так значит, ненавистный? — негромко проговорил Вацлав, склонившись к ее запрокинутому лицу, и его пальцы скользнули под воду, по ложбинке меж грудей, по сведенному судорогой похоти животу, туда, где налилось сладострастной истомой изголодавшееся по ласке лоно.
— Поцелуй меня, — на грани между жадным вдохом и освободительным выдохом попросила Джин прямо в его чувственные твердые губы.
Кажется, Вацлав хотел помедлить, то ли, чтобы помучить ее, то ли, чтобы не выставлять напоказ свои чувства, но не смог. Нависнув над ней с подавляющей властностью, ненасытно впился в ее полураскрытые мягкие губы, терзая ее рот, будто хотел вернуть свою душу, которую она так легко забрала с первым поцелуем много лет назад. Сметенная, раздавленная его агрессивным напором, Джина ощущает, как, реагируя на эту ломаную близость, каждый нерв ее обнаженного тела отыгрывает жгучую серенаду о любви, запрете и гордости.
Его рука в воде по закатанный рукав. Его пальцы между ее ног — могла ли она подумать, что у него такие искусные пальцы, ласкающие ее трепещущее лоно нежными, терпеливыми движениями, угадавшими и аккуратно разложившими на пюпитре каждую ноту всех оттенков ее желания?
Пены больше нет — только гладь воды, под которой ее тело сводит томительной судорогой подступающего оргазма и Джин притягивает его к себе еще ближе, намочив у ворота жилет. Упиваясь подаренными им ощущениями, Джина проводит влажной ладонью по его волосам, и онемевшие губы обессиленно зовут «Вацлав…».
Его пальцы останавливаются на бархатистых складочках и, в муке замершего перед самым своим расцветом оргазма, Джин пытается насадиться на них бедрами, а Вацлав коротко велит: