Во время бурана - страница 11

Под навесом, рядом с умывальниками, уже стояло корыто жирных, вкусно пахнущих объедков. Повариха Фрося ничего не жалела для своего любимца: среди обильных, собранных со всех тарелок остатков вчерашнего обеда плавали куски хлеба, овощей и обрезки мяса.

Полуденное солнце не давало теней. Ветра не было. Но даже знойный июльский полдень казался прохладным после работы на домне. Рабочие не спешили в столовую. Они открыли краны умывальников и стояли под навесом, слушая журчанье воды: ждали, пока вода пойдет более холодная.

Подошел бригадир каталей Ваня Демин. Он крикнул:

— Что, товарищ Топтыгин, припекает?

Он зажал пальцем кран, сильная струя ударила в сторону, облила медведя. Потом он растрепал медведю мокрую шерсть и спросил:

— На Усу пойдем после смены? Искупаемся?

Не отрывая морды от помоев, медведь для приличия заворчал и заслонил собою корыто.

— Ешь, ешь. Не отниму, — сказал Ваня, возвращаясь к умывальнику.

Уже много лет жил медведь в поселке Старая Уса. В восемнадцатом году, когда захватили Урал белые, староусинцы ушли в лес. Командиром выбрали Михаила Андреевича Крутых. Ему тогда едва только за сорок перевалило, но был он страстным охотником, дремучие уральские леса знал не хуже, чем литейный двор родного завода. Партизанили месяцев семь, спустили под откос дутовский бронепоезд, заманили в лес и уничтожили карательную сотню. Как-то Михаил Андреевич выследил медведицу с выводком. Все семейство отправили в отрядную кухню, только одного медвежонка пожалели, выкормили. Так и прижился он в отряде, бегал за командиром как собачонка.

К концу года пробились староусинцы в горы, влились в большой партизанский отряд сормовского слесаря Василия Блюхера, а потом и с Красной Армией соединились. Прогнали с Урала беляков и дальше пошли: из Сибири Колчака вышибать.

Но Михаил Андреевич в Сибирь не пошел. Красной Армии нужен был металл, нужно было восстановить разрушенные заводы. По решению губкома вернулся мастер вместе с группой опытных доменщиков в Старую Усу. И медвежонка с собой привел.

Назвали его, конечно, Мишкой: это уж обычное медвежье имя. Но мастер называл его Тезкой, потому что и самого его звали Михаилом. Так и привык медведь к этой кличке, на Тезку шел, а на Мишку нет. Пришлось и всем остальным называть его Тезкой.

Жил он у Михаила Андреевича в сарае. Сызмальства приучил его мастер к работе: сначала приспособил для него маленькую тачку, потом — большую, как у настоящего каталя. А когда Тезка подрос, сделали для него в столярной новую тачку — еще вчетверо большую. Катал Тезка охотно: за каждую привезенную наверх тачку шихты он получал от мастера кусок постного сахара.

Когда под горой Магнитной строили металлургический завод, кто-то рассказал там про медведя-каталя. Почти все приняли это за шутку, да и сам рассказывающий предупреждал, что на Староусинском заводе он не был, а только слыхал про медведя в Свердловске, в тресте. Но двое журналистов поехали в Старую Усу, познакомились с Тезкой, покормили его конфетами. Пощелкали «лейкой». Михаил Андреевич был горд, фотографировался вместе со своим воспитанником, но по привычке хмурился и говорил:

— Чего люди на медведя удивляются? Не понимаю.

Журналисты уехали, и вскоре о Тезке было напечатано в газете. Писали, собственно, не о нем, это был один из многочисленных очерков о Магнитогорском заводе, а о Тезке там только упоминали, чтоб ярче подчеркнуть разницу между новым металлургическим гигантом и допотопными заводиками, вроде Староусинского, на котором загрузка домны производится вручную и где вообще «техника находится еще на таком уровне, что ею и медведь может овладеть». И тут же была помещена фотография Тезки.

Медведь работал по-прежнему. Он привык к домне и не пугался теперь зарева плавки, от которой прежде убегал, ломая свою тачку. Как заправский доменщик, он спокойно переступал через желоба, по которым текли ослепительно белые, горячие ручейки металла. Как доменщик, прикрывающийся рукавицей, он прикрывал свой нос лапой от жаркого дыхания этих ручейков. Его длинная бурая шерсть была кое-где сильно опалена. На передних лапах, в тех местах, куда надевались наручники тачки, шерсть совсем вытерлась.