Во всеоружии (Overgeared) Книга 30 - страница 17

стр.

– Собирай армию. Если мне придется умереть, я умру вместе с Гридом.

С другой стороны, оставшийся наедине с самим собой Фатима почувствовал бесконечную привязанность и уважение к Гриду, с которым он прежде никогда не встречался.

«Никогда не думал, что меня придёт спасать сам король… Если сегодня мне удастся каким-то чудом уцелеть, я буду верен ему до самого конца своей жизни».

Глава 627.

«Вот он, значит, какой король…», – мысленно пробормотал Бруно, зайдя в приёмную. И если несколько секунд назад он был напряжён, то теперь на его лице чуть было не расцвела презрительная ухмылка.

Великое существо, повелевающее целой нацией, стояло в углу приёмной, облокотившись на подоконник.

«Да уж, у него действительно нет никакого чувства достоинства».

В понимании графа Бруно король не должен был являться способным человеком. Королём должен был стать человек, умеющий сохранять своё достоинство даже при полной некомпетентности. Он верил, что именно таким должен быть настоящий монарх.

«Каким бы способным он ни был, я просто не могу следовать за человеком, который похож на крестьянина…».

Граф Бруно был уверен, что простолюдину по имени Грид никогда не удастся скрыть следы своего происхождения.

«Король должен быть выходцем из благородной семьи…», – в очередной раз осознал он, как вдруг раздался голос Грида, прервавший его мысли:

– Это Вы – граф Бруно?

Грид продолжал облокачиваться на подоконник, однако по какой-то необъяснимой причине сердце Бруно забилось чаще обычного.

«Этот взгляд…».

Он был настолько пронзительным, потому что Грид догадывался о сговоре против него? Ответа на этот вопрос у графа не было. Тем не менее, он мог с точностью сказать, что Преемник Пагмы был ужасным человеком.

«Разум, который позволил ему спланировать покорение трона ещё несколько лет назад во время вторжения големов в Рейнхардт… Сила, способная в одиночку противостоять ста тысячам солдат и воля, не поколебавшаяся даже перед лицами представителей пятнадцати других государств…», – ощущая, как по его спине пробежала волна холода, подумал Бруно.

На самом деле, Гриду не нужны были ни титулы, ни звания. Для того, чтобы описать его, можно было просто вспомнить о его достижениях. Он был героем, уничтожившим великого демона. Он вышел за пределы как обычного человека, так и легенды. Именно поэтому граф Бруно признавал возможности Грида. Но, как уже упоминалось ранее, главная королевская добродетель, которую ценил граф Бруно, заключалась не в силе, а в достоинстве. Король был символическим существом. Его задачей было не осуществление героических действий, а правление народом.

«Грид не должен быть королем. Он может быть человеком, ответственным за безопасность королевства, но никак не королём».

Как дворянин, граф Бруно никогда не сможет служить такому королю! Итак, сжав кулаки, Бруно обратился к Гриду как можно более вежливо. Почему он это сделал? Да потому что граф не хотел отказываться от своих стандартов. Он не должен был уподобляться простолюдинам и терять своё собственное достоинство.

– Простите меня, Ваше Величество, что принимаю Вас в столь потрепанном особняке.

– Потрёпанном? Ваша резиденция сопоставима с дворцом.

«Он сравнивает мой дом с дворцом…?», – задался вопросом ошеломлённый Бруно, тогда как Грид с улыбкой продолжал смотреть на него.

Впрочем, за этой благожелательной улыбкой определённо крылись убийственные намерения.

«…Удивительно. Он действительно обо всём знает. Он уже получил информацию о том, что в моём особняке находятся тысячи солдат. А с дворцом он сравнил его потому, что целая армия просто так не собирается в обычной резиденции».

Итак, Преемник Пагмы знал, что граф Бруно был главой АнтиГридовой Коалиции.

«Но как ему удалось это выяснить, если даже герцог Стейм ничего не знал, хоть и находился всё время рядом?».

Неужели его разведывательная сеть превосходила даже ту, которая имелась у правителя Сахаранской Империи? И что же ему теперь нужно было делать?

И вот, совершенно внезапно рассмеявшись, граф Бруно проговорил:

– Ку-ху-ху! Могу я спросить, как Вы узнали?

Этим вопросом Бруно фактически признавался в содеянном. Тем не менее, Грид трактовал его совершенно в ином ключе.