Вода с сиропом - страница 16

— Как ты думаешь, — спросила меня одна их них, — Грабал — дутая фигура и скоро лопнет?

— Откуда, блин, я знаю? — ответил я, продолжая свое дело.

Меня одолевали сомнения, не извращенец ли я, но мне нравились воспитанные девушки и чистюли, в то время как липли ко мне сплошные псевдоинтеллектуалки с длинными волосами, глотающие горстями феназепам, курящие и потребляющие неимоверное количество кофе. Девушки, готовые в любой момент покончить с собой. Ну их на хрен!

Брат устроился на работу. Поступить в институт у него не вышло. Да и плевал он на это. Почти год, пока его не уволили, он работал «ликвидатором счетов». Однажды к нему зашел шеф посмотреть кое-какие счета и не смог их найти. Брат ему помогал тем, что грыз яблоко и рассматривал стену.

— Парень, а что ты сделал со счетами? — спросил его перепуганный шеф, глядя на пустые ячейки. Брат вытер рот и ответил:

— Ликвидировал, понятное дело.

— Как ликвидировал?! — спросил шеф, почуяв недоброе.

Брат мотнул головой в угол комнаты:

— Вон в том ящике я их и ликвидировал.

Шеф принюхался к обгорелому железному коробу и пулей вылетел из комнаты. Через полчаса оттуда вылетел и брат.

Ковбой пришел в школу в настоящих ковбойских сапогах ручной работы. Он отказался сдать их в гардероб, аргументируя это их астрономической ценой. К удивлению, даже учителя согласились, чтобы он держал их в классе на видном месте, потому что не хотели брать на себя ответственность за их сохранность. Они стояли у его стула, а когда он после уроков кряхтя натянул их и встал, то оказался на десять сантиметров выше, чем обычно. Походка его неузнаваемо изменилась. Эти ботинки сами собой являли уверенность. Я ему завидовал черной завистью, несмотря на то, что сам старался выглядеть скорее как битник и даже зимой ходил в белых теннисках.

Вскоре начались выпускные экзамены. Для начала — письменные русский и чешский. На русском запороли лишь одну работу на тему «Путешествуем по Советскому Союзу». Парень списал все из какого-то путеводителя и очень радовался.

— У меня все готово! — ликовал он, пока не выяснил, что его работа написана без единой ошибки, но на безупречном болгарском языке.

На чешском не прошло две работы. С первой вышло так: одноклассник, сидевший прямо за мной, был достоверно информирован, что одной из тем будет «Магистр Ян Гус». Всю ночь вместе с семьей он писал шпоры, и к утру для него не осталось белых пятен в биографии Гуса. Однако такой темы на экзамене не оказалось, и он сделал невероятную попытку протащить магистра в спасительном вопросе «Мой любимый писатель», но тщетно. Ему не поверила даже добрая учительница чешского. Ей пришлось выдержать нелегкий бой с собственной совестью, но мысль, что этот мальчишка, которого кроме футбола интересует разве что хоккей, ходит в школу, раздумывая и негодуя по поводу Константинопольского собора, казалась ей все же невероятной.

Вторую двоечную работу написал Ковбой. Этот повел себя стильно. Он не стал дергаться, как все остальные. Просто остался Ковбоем.

Тему он себе выбрал «Илья Эренбург». Первые несколько минут он смотрел на заголовок и грыз ручку, вскоре у него заблестели глаза, и он приступил. Это сочинение оказалось круче всех остальных.

Свою судьбу он решил уже первой фразой: «Илья Эренбург (далее просто Илья)…»

В сентябре ему все же удалось получить аттестат.

Андулка уже была женщиной по всем статьям, но за одним маленьким исключением — не было парня, с кем бы она могла гулять, не было парня, с которым могла целоваться, и тем более не было парня для тех вещей, о которых она даже не смела думать.

В ее взгляде была серьезность, она не умела просто флиртовать, а мечтала о долгих и высоких отношениях до самого гроба.

Поняв это, каждый стремился улизнуть. Конечно, парни звали ее на свидания, но никто не заинтересовал ее настолько, чтобы она доверила ему свою любовь, которую носила в себе, иными словами, она ни в кого еще не влюблялась.

Один все время рассказывал ей о мотоциклах. Андулка смотрела на него внимательно и изумленно. Парень чувствовал, что пропадает, бледнел и покрывался потом. Она ни капельки ему не помогла, лишь серьезно смотрела, а он еще сильнее потел и таял под этим изучающим взглядом, как снеговик на солнце. В конце концов он сдался и вышел из игры. Это выше человеческих сил — часами рассказывать о шестидневной гонке и смотреть в глаза, ясно говорящие: «Сколько же можно!..»