Водоворот - страница 16

— Научитесь распределять время, и вам хватит его и на работу, и на чтение. Бывают же дни, когда вы работаете меньше, например зимой. Вот тогда и читайте. Великий пролетарский писатель Горький говорил, что все, что в нем есть хорошего, он получил от книг.

— Если все будут ученые, кто ж в земле станет копаться? — заметил Тимко.— Все в шляпах ходить не будем, кому-то нужно и в картузах.

— У тебя совсем неверное представление об интеллигенции. Ты смотришь на нее глазами дореволюционного мужика. Ты не можешь понять, что без интеллигенции, без науки невозможно развитие общества. Люди умственного труда изобрели трактор. Ты на нем пашешь, радуешься, что тебе легче стало, однако забываешь о тех, кто его придумал.

— Я знаю, что говорю. Вот ты учишься в Харькове. А нам какой прок от твоей учебы? Окончишь университет — тебя в село и палкой не загонишь. Устроишься где-нибудь в большом городе, будешь знаться с учеными, а увидишь в трамвае мужика с мешком — шарахнешься, как от чумы, чтобы он тебе чистенькой рубашки не выпачкал.

— Ты ошибаешься. Я буду работать в селе.

— Ну да! Много тех, что выучились, в селе работает? Поразбежались, и сам черт со свечкой не найдет. Интеллигенция… Вот Микола Шкурупий приехал к родной матери в гости. Налила она борща, а он нос воротит, уже не хочет из общей миски есть. А мать перед всеми хвалится: «Слава богу, выучился мой Микола на доктора, все не в колхозе работать». Так что ж тогда, по-вашему, по-интеллигентному, выходит? В колхозе одни дураки работают?

— В обществе существует разделение труда. Одни работают докторами, другие в колхозах, и теперь никакой интеллигент не смотрит с презрением на людей физического труда. Это твоя выдумка.

— Выдумка не выдумка, а я так понимаю: будь ты ученый, будь сто раз профессор, а от простого народа не отворачивайся, раз он тебя в люди вывел.

— Совершенно верно.

— А если так, почему не придешь к нам в поле? Мол, так и так, хлопцы, я сейчас в отпуске, давайте вместе с вами в степи поработаю, понюхаю, как земелька пахнет. Ведь ты видишь, что у нас в колхозе людей не хватает?

— Я думал… Я… даже хотел. Честное слово, у меня было такое намерение.

— Что нам от твоих намерений? Ты на деле докажи… Слышал я от людей — был когда-то в нашем селе Хфедор Смык: двести ульев, пять пар волов, пятнадцать десятин земли. Одним словом — богач, а сам такой тихий, добром своим не гордился. Шапку даже перед ребенком снимал. Придут к нему селяне зерна попросить — так еще меду на кутью даст, а как дойдет дело до расплаты — десять шкур сдерет.

— Ты что ж, меня со Смыком равняешь?

— Я пример привожу. У него, может, тоже добрые намерения были, а какое нам до них дело? Вот ты только что про небо говорил, про звезды. Оно, конечно, наука. Но ты к небу стремись, а про землю не забывай. Эх, и уснул бы я тут,— неожиданно закончил Тимко и растянулся на песке.

— Вон Денис уже давно храпит.

— Его голым на колючки положи, и то спать будет. Воловья шкура.

— Хлопцы, у кого есть закурить? У меня весь табак вышел,— цыганил Марко.

— Табачку у самого к одному бочку. У тебя, как у Кузьки, вечно кисет рваный.

— А ты не жалей, скоро новый урожай соберем.

Высокий, худощавый Влас поднялся, отряхнул штаны от песка.

— Ну, вы сидите, а я пошел. Спокойной ночи!

— Будь здоров!

В темноте замелькали его белые полотняные туфли.

Проснулся Денис. Сел на песок, протер глаза, потянулся.

— А что, братцы, будет, если телка приснится? — спросил он баском.

— Свежинкой полакомишься,— загоготал Гараська.

Все вокруг засмеялись, один Денис не понял шутки.

— Хлопцы,— тихо сказал Марко.— Приметил я в одном месте свежую сметану.

— У кого?

— У старой Прокопихи полная макитра.

— У них возле погреба собака привязана, не подойдешь.

Денис встал и вразвалку направился в кустарник. Вскоре послышался треск, и он вернулся с толстой палкой в руках.

— Это от собаки. Как стукну — сразу замолчит. Пошли!

Тимко выбежал вперед, поднял руку:

— Только, ребята, условимся: что бы ни случилось — друг друга не выдавать. А то как ходили в Залужье за яблоками, все сухими из воды вышли, а Гараську в сельсовет вызывали. Попадемся — всем молчать!