Военно-эротический роман и другие истории - страница 10
– Мамонт, – откликнулся флагарт. И этих мамонтов осталось совсем немного. А нарезная артиллерия пока еще преобладает на флоте. Вот и дивизионный ваш через три месяца уходит на пенсию.
– Как на пенсию? – удивился Мартын. Он ощущал себя пробегающим первый этап интенсивной жизни и сослуживцев своих рассматривал, как товарищей по команде, азартно бегущих в одном направлении. И вдруг – на пенсию! Это что ж – такая короткая дистанция? Вслух сказал:
– Он же молодой еще, диварт!
– Сорок пять, – сказал флагманский артиллерист. – Он просто выглядит моложе.
Мартын молчал. А «флажок» продолжал:
– Вы капитан-лейтенант Зайцев, котируетесь на его место. Диварт вас рекомендует. Аттестации по службе у вас тоже положительные. Вы скажите мне, только серьезно: справитесь?
И Мартын серьезно сказал:
– Справлюсь.
И вдруг ему причудилось, что здесь, в старпомовской каюте, незримо присутствует Дзинтра и смотрит на Мартына, на то, какой он серьезный и уважаемый начальством человек, и в ее больших зеленых глазах плещется тихое одобрение. В этот момент в динамике принудительной трансляции что-то щелкнуло, оборвалась музыка, и голос дежурного офицера произнес:
– Команде обедать!
– Мартын! Наконец-то! Ой, какие цветы, как это мило! Заходи, раздевайся. Шинель сюда… Не шинель? А что же это? Плащ-пальто? Как интересно. А я и не знала. Вот сюда повесть свое пальто… плащ. Проходи в комнату… не надо разуваться, вытри ноги, и все. Проходи. Знакомься: это мои родители. Мама, папа, это Мартын, мой друг.
Родители! Они совершенно не входили в планы Мартына на сегодняшний вечер. Это была неожиданная вводная, как говорят на флоте. Но Мартын, человек собранный, ничем своего разочарования не выдал, сдвинул каблуки, слегка наклонил голову:
– Мартын Сергеевич Зайцев!
И стоял, ждал, первым руку не протягивал – Имант! – представился отец, пожимая крепкую веснушчатую ладонь.
– Простите, а отчество?
– У нас по отчеству называют только на партийных собраниях. Имант и все.
Это был коренастый человек, от него веяло спокойствием и какой-то надежностью. И рукопожатие у него было крепкое.
А маму Дзинтры звали Инге. Она подала руку ладошкой вниз – скорее для поцелуя, чем для рукопожатия. Мартын колебался всего мгновение. В голове пронеслось: «А и мы не лаптем щи хлебаем!»
Он склонился в поклоне и приложился к ухоженной женской руке.
Дзинтра демонстративно похлопала в ладоши: ай да Мартын!
Квартира состояла из двух комнат: большой проходной и маленькой «девичьей». В большой ком нате отодвинутый от стены шкаф образовывал некий альков, где спали родители Дзинтры. Таким образом, если девушка возвращалась домой поздно, она проходила к себе, не разбудив маму и папу.
Обстановка «девичьей» состояла из неширокой кровати, письменного стола, пианино, тумбочки, на которой стояла радиола, узкого шкафа, двух кресел и пуфа. Войдя вслед за Дзинтрой в комнату, Мартын увидел, что кресла стоят друг против друга, между ними – пуфик, превращенный в своеобразный столик. Для этого на пуфик положена квадратная дощечка, покрытая салфеткой, а на дощечке – вино, бокалы, бутерброды и печенье. Начало свидания было многообещающим. Дзинтра поставили на проигрыватель пластинку. Тихая музыка разлилась по комнате – уместный фон для легкого вина.
Они сидели друг против друга, подняв бокалы. Мартыну казалось, что они давно знакомы, и то, что он о ней ничего знает – досадная случайность. Вдруг вот что бросилось Мартыну в глаза: На Дзинтре был зеленый халат. Новый, ненадеванный – нестиранный. Купленный, стало быть, специально, чтобы понравиться Мартыну.
– Вот ты и покраснел, – засмеялась Дзинтра. – вспомнил разговоры о зеленом халате?
Мартын не ответил на этот вопрос. Дзинтра выглядела соблазнительно, притягивала к себе, как магнит притягивает к себе стальной болт. Но не мог же он вскочить с кресла и, как дикарь… Не мог. И, осушив бокал, спросил:
– Скажи, а где ты работаешь? Я ведь тебя совсем не знаю… Дзинтра засмеялась:
– Это тебе мешает?
– Нет, сказал Мартын, – но все-таки интересно.
– А в визитку заглянуть не догадался?
– Только номер телефона посмотрел, – сказал Мартын и покраснел.