Военный дневник. 100 дней - страница 29

Европу надломила Первая Мировая и сломала Вторая. Выросли целые поколения безвольных трусов, извращенцев и холуев. Тот же отрицательный отбор, что и в Мордоре, но с иным результатом. Времена Гарибальди, в чьих отрядах воевали тысячи добровольцев из многих стран, давно прошли.

Случайно увидел фотографию с какого-то благотворительного концерта «за мир». Какой-то их «лидер» довольно улыбается. Морда! Как говорил классик, как не высекли ошибкой по лицу его.

Мы можем только сражаться.

Как писал популярный некогда поэт (мы его не любим):

Да, открылась пивная точка. Пока только на розлив.

Город действительно оживает. Больше машин, заметно больше людей. По ступенькам возле торгового центра лихо скатывается на самокате очень молодой харьковчанин. И не уехал же!

Кстати, из «близкой» эмиграции (Полтава, пригороды) народ уже возвращается.

Тем не менее, стреляют — ничуть не меньше, чем вчера. Война продолжается.

…А еще — дождик.

Сколько настоящего героизма, стойкости, самоотверженности — и одновременно столько мерзости, трусости и предательства.

Очень многие магазины разграблены, хотя мародеров пытаются ловить. Некий ректор перед тем, как убежать (вероятно, детей спасал) обложил студентов «чрезвычайным налогом». Не так мало тех, кто побежал служить оркам, причем не только рядовая сволочь, а мэры и прочие «сэры».

Мы мягкотелы и слишком добры. Не по природе, а из-за оглядки на всю ту же Европу. Нет ни слов, ни даже выражений.

Нам труднее, чем Финляндии в Зимнюю войну. У нас нет ни линии Маннергейма, ни самого Маннергейма. То, что есть — не в счет. Очень надеюсь, что клоуну не позволят капитулировать. Есть же «там» нормальные люди!

А вот с «европейским выбором» уже все, к сожалению, ясно. В «их» Европе нам делать нечего. Пусть ЕС хоть сквозь землю провалится, не огорчусь. Европа, где хотелось бы жить, исчезла более века назад.

За окном стреляют, стреляют, стреляют. Европейские свиньи жиреют, жиреют, жиреют.

Салтовка опять горит, на этот раз попали в торговый центр. Район жилой, спальный, но именно к нему вплотную подошли дегенераты. Лупят из-за окружной из чего попало, а том числе из танковых орудий.

Жаль, ответить возможности нет. Паника в Белгороде — явно случайность.

Бег крыс из Мордора достаточно заметен. На этот раз от Пуйла публично отреклась Нетребко. Она явно не собирается возвращаться, пока оно не аннигилируется. Нетребко, конечно, не первая, но если учесть ее трезвый взгляд на ситуацию, то происходящее весьма показательно.

За окном по-прежнему стреляют, а еще что-то крайне неприятно гудит.

Война!

Ночью было попадание в газопровод, пламя видел весь город.

Холодно, никак не потеплеет.

Хмурое утро.

Разбитый танк на разбитом постаменте. Вокруг — сгоревшие машины орков.

Это Тростянец, я там неоднократно бывал. Город мне очень понравился, к тому же там шоколадная фабрика и завод по расфасовке моего любимого кофе «Якобс». Теперь все это уничтожено, бои шли тяжелые.

Тупая русня не понимает, что они превращают «братский народ» в ирландцев, которые будут ненавидеть вонючих орков веками.

Русня — умри! Вся!

Ах, война, что ж ты сделала, подлая:

Стали тихими наши дворы…

На лестничной площадке темно, окна подъезда забиты фанерой, свет не горит. Тени. Негромкие голоса. Соседи по лестничной площадке? Вроде бы они. Неужели уже вернулись. Но голоса стихают, тени растворяются в сумраке.

Липкий промозглый холод старого склепа. Тишина…

Снова сильный взрыв. Звук уже привычный — ракета. Напридумывали эти суки, Циолковский с Королевым!

На улице уже тепло, в доме — холодно. Сильный южный ветер.

Походы в магазины перестали быть романтикой. Магазины просто работают, причем уже не до 14.00, а до самого вечера.

Открылось кафе. Почти как до войны, сотня сортов.

Да, людей на улицах заметно больше. С диким ревом по шоссе несутся мотоциклы явно без глушителей — байкеры проснулись после зимней спячки. Едут. что характерно в сторону противоположную от фронта. Ловил бы — и отправлял рыть окопы, а мотоциклы отдавал бы разведке.