Военторг. Министерство наживы - страница 10

– В больнице.

– Правильно. Но это больница СИЗО. Там он в полной изоляции. С ним плотно работают следователи. В чем его обвиняют, мне неизвестно. Все делается в строжайшем секрете. Старпома усиленно охраняют. Доступ к нему только у проверенных тюремных врачей.

– Значит, что-то знает?

– Несомненно. И в его показаниях наверняка не фигурирует американская субмарина. А что-то другое, чего ни флотское начальство, ни Министерство обороны не собираются предавать огласке.

– Чего добиваются от старпома? В таких случаях практикуется физическое устранение опасного свидетеля. С ним это сделать легко и без всяких подозрений. Сердце не выдержало, обширный инсульт случился.

– Возможно, хотят узнать, что именно он успел рассказать, когда его подобрали. Или же внушают дать «нужные» показания. А уберут его потом, после выздоровления. Скажем, собьет человека машина. Вариантов масса. Знал бы точный ответ, тебя не тревожил бы. Необходимо узнать реальные обстоятельства гибели «Бесстрашного» и его экипажа. Главное внимание уделишь сопутствующим обстоятельствам. Только учти, за этим серьезные силы стоят и большие деньги. Просто так тебя к секретам не подпустят.

– А кто и когда меня свободно к секретам подпускал? – прищурился Ларин. – Конечно же, берусь. Только давайте решим, кто в нашей группе кому подчиняется. Лора мне или я ей?

– Вы оба – мне. А в каждом конкретном случае по обстоятельствам.

Лора оторвалась от окуляра трубы.

– Андрей. Конечно же, в нашей группе ты главный. Но только учти, умная женщина всегда сумеет сделать так, как ей надо, а ты этого даже не заметишь.

– Главное, чтобы результат был, – подвел черту под разговором Дугин.

Николай Медведкин пришел в себя, открыл глаза. Не сразу вспомнил, где он находится. Ему показалось, что он по-прежнему в холодной воде, его качают волны, а над головой затянутое тучами небо. Но тут зрение сфокусировалось, он увидел над собой ровно побеленный потолок, блестящий штатив капельницы, прозрачная трубка катетера тянулась к его локтевому сгибу. Затем, словно выхваченные из небытия вспышками стробоскопа, перед его внутренним взором пронеслись картинки. Низко пролетающий над спасательным плотиком вертолет… Командир «Бесстрашного», облаченный в оранжевый спасательный жилет, остекленевшими неподвижными глазами смотрит в небо, через его лицо переплескивает вода… Сгущающиеся сумерки, кто-то заботливо тащит его, подсаживает на борт сейнера… Стрекот винтов, гул турбины, он, пристегнутый к носилкам ремнями, в салоне вертолета…

– Ты меня слышишь? – между старпомом и потолком возникло малоприятное лицо, отечные веки, цвет глаз тусклый, серый, как море в непогоду.

В вопросе не слышалось и капли сочувствия. Спрашивающего интересовал только сам факт – слышат ли его?

– Слышишь? Можешь говорить? Тогда продолжим.

Вот это «продолжим» окончательно и вернуло старпома в реальность. Он вспомнил, где он находится, – в тюремной больнице. Вспомнил и мужчину, нависшего над ним, – следователь военной прокуратуры Ковригов, донимавший его вопросами.

– Итак, – полетели рубленые слова. – Что произошло на корабле? Как оказался за бортом? Как спасся?..

– Я уже говорил, – язык тяжело ворочался во рту, старпом ощущал свое тело, как бесформенную ноющую массу. – Отказал один дизель. Корабль развернуло к волнам бортом. От удара обшивка разошлась… Стала прибывать вода… Оборвало тягу руля… Когда…

– Эти твои бредни я уже слышал. Не верю. Понял? Ты и твой командир трусы, паникеры, бросили боевой корабль на произвол судьбы вместо того, чтобы бороться за его живучесть. Вы же свой экипаж за время капремонта морально разложили. Пьянство, бабы. На борту у вас спиртного немерено было, перепились все вместе с командиром. Вот и погубили и корабль, и экипаж. Как спасся?

– Мы с командиром последними борт покинули…

– И это твое вранье я слышал, – тут же отсек воспоминание следователь Ковригов. – И ты, и твой командир – паникеры. Что дальше было?

– Мы вертолет увидели. Думали, он спасать нас прилетел.

– Что ты тем, кто тебя подобрал, рассказывал?

– На сейнере?

– На нем самом.

– Ничего не помню, я уже без сознания был, когда меня на палубу подняли.