Вокруг Света 1970 № 03 (2354) - страница 20

— Я не знаю определенно, но, возможно, это было пять лет назад. Надо уточнить.

Он спросит одного, другого, третьего прохожего. Да, мост открыли пять лет назад, в июне, хотя один господин считает, что это было в начале июля.

У озера на окраине Хаммерфеста стоит самый большой дом в городе. Смотришь снаружи — шесть этажей. Войдешь — только три. Три этажа двухэтажных квартир. В каждой один выход и внутренняя лестница.

Семейство Кристиансен занимает квартиру в этом доме. Нам отведен ее второй этаж. Я живу в комнате сына. Ему семнадцать. Паренек — в море, ушел на суденышке вместе с рыбаками: отец считает, что пора переходить к трудовой жизни.

Хаммерфест для Кристиансенов — южный город. Осмунд Кристиансен долго работал бухгалтером, если я не ошибаюсь, на Шпицбергене. Он редко улыбается, говорит медленно, с большими паузами. Я готов был бы приписать это влиянию снежной пустыни и долгих полярных ночей, но живость характера Герд Кристиансен, которая провела на севере почти столько же лет, сколько ее муж, опровергает такое предположение.

Четвертый член семьи Кристиансен — очаровательная Ева, гибкая, тонкая, грациозная. Она школьница.

Вечером пришел Аксель Валь. Начинается неторопливый разговор о жизни северян.

— Отсюда до Осло примерно столько же, сколько от Осло до Гибралтара, — говорит Аксель. — К тому же здесь нет железных дорог. Море — вот наша железная дорога. Чтобы выпить кружку пива и переброситься словечком с добрым знакомым, северянин готов пройти десятки километров. Люди живут разбросанно. Здесь, особенно в маленьких поселках, до всего далеко. Далеко до церкви, врача, школы. Я читал где-то: месяцы темной полярной ночи гасят энергию и истощают юмор. Вы слышали, наверное, что наш город первым в Европе осветил улицы электричеством? Это не от богатства, а по необходимости. Почти семьдесят зимних дней солнце забывает о Хаммерфесте. Но люди не покидают этот край.

— Недаром, верно, — вспомнил я вслух, — на стене холла вашей ратуши по-латыни и по-норвежски написано: «Усердие людей покоряет природу».

— Это верно. Природой наших людей не запугаешь. Они патриоты. Считают, что морошка — лучшая в мире ягода. Думаю, что раз человек готов идти весь день по тундре ради короткой встречи с другом, то это делает дружбу более крепкой. Да, трудно нам, откровенно говоря, найти дело на юге.

— Ева, а вы хотели бы жить на юге? — спрашиваю я.

— О, да! — горячо вырывается у Евы.

Отец понимающе смотрит на дочь:

— Это потому, что она видела Крым.

Дверь, распахнутая в Арктику

О Крыме я вспомнил в Тромсё: на клумбах цвели тюльпаны. По переулкам буйно зеленели «пальмы Тромсё», взглянув на которые хотелось воскликнуть: «Не может быть!»—до того эти трехметровые могучие растения напоминали вытянутый с помощью неведомого эликсира роста наш скромный борщевик. Как потом я узнал, это и был наш борщевик, семена которого моряки-тромсейцы завезли из Игарки. Попав в относительно мягкий, влажный климат, сибиряк показал свою могучую натуру.

В центральных кварталах было заметно, что даже этот самый крупный из норвежских северных городов сохранял спокойное достоинство, не мельтешил, не лез в глаза назойливой рекламой, не старался казаться «маленькой столицей».

Жена Теодора Драйзера вспоминала, как во время путешествия по Норвегии писатель, удивленный отсутствием привычного для него ажиотажа, иронически заметил, что этого одного достаточно для того, чтобы средний американец посчитал бы всю страну ни к черту не годной: «Как! Здесь никто не поет: «Да, сэр, это моя крошка»? Боже мой, но ведь это совершенно пропащая страна!»

Если на юге Норвегии с тех пор произошли некоторые перемены, то север ее по-прежнему остается «пропащим» и упрямо не американизирует свой облик.

В парке Тромсё устроен музей. Боевые топоры, мечи, наконечники стрел эпохи викингов мне приходилось видеть и в других норвежских музеях. Но один экспонат был единственным в своем роде: драная, выцветшая шляпа из черного фетра с обрывками парадных кистей.

Эту шляпу носил полярный путешественник Биллем Баренц, погибший в 1597 году в Ледяной гавани у северной оконечности Новой Земли.