Вокруг Света 1971 № 01 (2364) - страница 68

Вампи, вождь деревни, показывает мне место ночлега. Я укрываю свое драгоценное снаряжение (пошел дождь) и начинаю готовить ужин — суп, рис и бананы, которыми меня угостили америйоны. Ночь нежно окутывает лес. Вокруг меня собралось несколько больных индейцев. Их взгляды молят меня об исцелении, но я не врач. Самое большое, что я могу им дать, это несколько таблеток хинина, которыми снабдили меня в Марипасуле.

На следующее утро мы плывем по тихой воде реки Уаки. На горизонте медленно восходит солнце. Группка индейцев, без сомнения последние, кого мы встретим на реке, с удивлением смотрят, как мы проплываем мимо не останавливаясь.

Уаки гораздо уже своей предшественницы. Под кронами деревьев не хватает кислорода, нарастает удушье. Меня предупреждали об этой опасности, но одно дело представлять, а другое — ощущать. Уаки то выписывает излучины, устремляясь на запад сквозь высоченный лес, где нити лиан свиваются в причудливой формы сети, то превращается в одну сплошную песчаную отмель. В воду то и дело ныряют вспугнутые нами ящерицы и кайманы.

Река настолько обмелела, что Паласизи приходится встать на носу лодки и показывать, где можно проплыть. Вдруг он прыгает в реку и мчится по мелководью за какой-то зеленоватой тенью. Я едва успеваю достать кинокамеру. Индеец возвращается, крепко держа за хвост длинную ящерицу, которую с торжествующим видом протягивает жене. Я впервые вижу игуану и с любопытством рассматриваю это странное животное. Эпитет «странный» слишком слабо характеризует чудовище, которому гребень на спине, мешок под шеей и длинные загнутые когти придают совершенно законченный доисторический вид.

Игуана небрежно брошена на дно лодки, а мы выходим на песчаную отмель, где жужжит облако громадных ос. Не обращая внимания на насекомых, мой экипаж палками копает в песке ямы и упорно роется в них. Паласизи озабоченно засовывает руку почти по плечо, и его лицо озаряет улыбка: он вытаскивает белые игуаньи яйца.

Около десяти утра мы останавливаемся на нагретой солнцем песчаной косе и, пока я разминаю затекшие ноги, жена Паласизи свежует игуану. Через час жаркое из ящера готово. Вкус игуаньего мяса не вызывает у меня энтузиазма, и я отдаю свою порцию хохочущим надо мной индейцам.

Глупый француз — пренебрег таким деликатесом!

Около полудня произошла неожиданная встреча. Лес наполнило тарахтенье подвесного мотора, и на повороте реки скоро появляются две перегруженные Лодки. Сидящие в них пятеро креолов явно нам рады. Они рассказывают, что несколько месяцев искали в джунглях золото; лица у них изможденные, землистого цвета. Угостив их сигаретами, плывем дальше.

Я спокойно изучаю карту, как вдруг Паласизи и Типуа начинают кричать. В десяти метрах впереди какое-то лихорадочное движение. Это стадо пекари, диких свиней. Их по меньшей мере голов восемьдесят! Паласизи два раза подряд стреляет в свинью. Той все же удается вскарабкаться на другой берег, и она пытается пробраться сквозь лианы. Получив третью пулю, животное шлепается в воду. Выбираем песчаный островок с несколькими деревьями. Паласизи коптит свинину, а я обращаюсь к услугам Типуа и прошу его выковырять у меня из ноги колючки. Индейцы — специалисты по этим операциям. Типуа, ухмыляясь, вынимает из мешка огромный нож и начинает ловко выцарапывать мои занозы.

Закончив лечение, я натягиваю гамак между деревьями, а затем прилаживаю над ним свое полотнище из красного пластика, которое принимает форму маленькой палатки. После этого, с аппетитом поужинав мясом пекари, которое индейцы густо наперчили, я растянулся в гамаке.

20 сентября. Местами река углубляется в настоящий лесной туннель, и нам приходится ложиться на дно лодки. Укладываясь в очередной раз, я роняю фотоаппарат на залитое водой дно. Пытаюсь подхватить его, но поздно — пленка испорчена.

Все чаще попадаются отмели. На них видны напоминающие кратеры гнезда больших гвианских жаб. Лодка почти стоит на месте: в реке больше нет воды. Мы выходим на песчаное ложе, осторожно ступая, — здесь полным-полно ядовитых скатов. Эта разновидность водится только в бассейне реки Марони. У этих скатов, достигающих иногда огромных размеров, страшное жало; их удар, конечно, не смертелен, но вызывает глубокие, очень болезненные раны, которые непрерывно гноятся.