Вокруг Света 1971 № 04 (2367) - страница 59

— А «Ганджур»? — в нетерпении спросил Ниму кто-то из гостей.

Утомленный длинным рассказом, старик отхлебнул из стакана. Потом сказал:

— Тибетец Сонам остался верен тангаригу — клятве. Он ничего не боялся — ни Будды, ни далай-ламы, ни самой смерти. Сонам продолжал по ночам печатать листы и тоже хотел бежать из монастыря. Через год, в обещанный срок, «Ганджур» был тайно перевезен из Лхасы в Ургу. Среди жителей улусов Шергольджина, Тулхутуя и Дунда-Шергольджина собрали немного серебра, нашли коней.

Тундуп со стариками, — сказал Нима, — поехали в Улан-Батор и там тайно ночью погрузили на коней все сто восемь томов «Ганджура». Мой отец тоже ездил. Чтобы лучше замаскировать груз, Сонам послал книги без оберток и досок. Одни только листы. Потом уже каждый двор улуса покупал отрез шелка на обертку, и сами строгали доски. Тундуп хорошо лечил людей с помощью кореньев и трав, даже чахотку вылечивал и падучую болезнь. Лечил бесплатно, но с богатых брал деньги, чтобы отдать их в те юрты, где люди сидели возле холодных очагов. Люди нарадоваться не могли на Тундупа! Они верили, что Тундуп, сын Балги, с помощью своей учености и «Ганджура» вызволит их из бедности. Но это был слишком тяжелый воз для одного человека! Прогнать нищету из улуса он не смог. Тундуп надорвал себе ум заботами, с горя запил и умер.

Смерть доромбы была страшной: он стискивал руками голову, пытаясь сосредоточить свои мысли, хватал тома «Ганджура», быстро листал их и тут же в бешенстве бросал на пол. Потом стал просить, чтобы ему дали дробовик, заряженный крупной картечью. Ружье ему не дали. Тогда доромба заперся на крючок и стал громко читать «Ганджур». Потом опять послышался крик, стук бросаемых книг и еще более сильный удар о стенку. После этого удара все совершенно стихло. Люди взломали дверь и увидели, что доромба лежит возле стены мертвый на россыпи листов «Ганджура». А «Ганджур» остался — в память о нашем батыре...

Нима кончил. Рассказ его был великолепен, но мне почему-то казалось, что неожиданный поворот дела расстроит Вампилова. Но нет. Старый безбожник, произнеся вслух свое любимое «господи», сидел просветленный, почти счастливый. Еще бы: в истории маленького бурятского народа открылась еще одна страничка, до того неизвестная!

Перед глазами стояли яркие «обложки» томов «Ганджура». Вот почему, оказывается, они всевозможных цветов. Улусцы покупали шелк где придется, а бедняки вместо шелка несли в балган-дуган на обертку книг куски простого ситца и далембы. Односельчане отдавали последние гривенники, чтобы обезопасить от плесени и сырости книги доромбы.

Вечером улусцы собрались в клубе. Вампилов рассказывал о своих путешествиях по Северному Вьетнаму. С юморком талантливого атеиста перешел к вопросам религии. Бурсомонцы влюбленно смотрели на ученого представителя своего народа, вместе с ним смеялись над ламами. Но когда Вампилов заговорил о «Ганджуре», в зале поднялся шум. Первой закричала бабушка Аранжапова:

— Не дадим увозить книги! Музей будем делать — свой, колхозный.

— Не дадим, не дадим! — поднялись остальные.

— Пусть к нам сюда едут ученые переводить книги.

— Крышу мы сами починим. Шиферу купим, пусть в балган-дугане музей будет...

Однако закончить съемку нам разрешили. На другой день чуть ли не всем селом пришли помогать. Разворачивая кипы листов, мы теперь внимательно приглядывались к доскам. На некоторых были сделаны по-монгольски карандашные надписи: «Я, Сандан Лудуппов, принес этот шелк в 1911 году на обертку «Ганджура»...» По просьбе улусцев эти надписи, очевидно, были сделаны рукой самого доромбы, и они достаточно крепко удостоверяли рассказ Нимы. Кроме того, и не криминалисту было видно, что отдельные тома печатались в страшной спешке — текст смазан. И видно, что рисовая бумага частью взята из брака — местами она источена до сетчатых дыр. А ведь для легальной печати «Ганджура» в Тибете отбирали высшие сорта бумаги! По всему видно было, что легенда Нимы о доромбе держится на достоверных фактах.

Приехав в Бурсомон через год, я узнал и тайну охранника балган-дугана Санжи. Из бывшей молельни старики убрали мусор и хлам, а крышу покрыли шифером.