Вокруг Света 1971 № 10 (2373) - страница 10
Глядя на такую чистую работу, мы в шутку сожалели, что смерчи не обучены еще копать траншеи. Копать приходилось самим. Щели скоро уже могли вместить, вероятно, сотни три человек, но приказ оставался прежний: копать. Странное дело, даже такая вроде бы бесполезная работа не озлобляла. Сбегав на недалекий баштан и выторговав у добрых дедов парочку сладчайших арбузов, мы моментально забывали все тяготы. Мы будто предвидели, что первая настоящая закалка, полученная здесь, — и лыжные марши, и ползанье в противогазах по сугробам в лютые морозы, и мозоли от лопат, и многое, многое другое — очень скоро нам пригодится, чтобы без помех шагнуть на ступеньку повыше.
Следующей ступенью стало высшее военно-авиационное училище. Мы пересели на реактивные самолеты.
Что нам скоро предстоит освоить, мы поняли в зоне воздушных боев. Для полетов существовали три или четыре зоны: пилотажные, слепых полетов, воздушных боев. Как правило, в зоне находилось по одному самолету. Уходит этот, приходит следующий. Но однажды наша спарка (я и мой инструктор Сахаров) оказалась в зоне почти бок о бок со спаркой Михаила. У него инструктором был Александр Федотов. Теперь Федотов — заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза; последние годы Михаил работал с ним на одной фирме.
Не знаю, может, инструкторы и хитрили, и вовсе не случайно встретились тогда... Значит, только я разглядел, что в соседнем МИГе Михаил, как услышал в наушниках голос Федотова: «Расходимся... Начали?» Это он не мне, конечно, Сахарову. И Сахаров отбил по рации: «Начали...»
И тут началось такое!.. Нам с Михаилом оставалось лишь смотреть, как инструкторы гоняют друг за другом, стараясь зайти в хвост. Нас пока обучали чистому пилотажу, а здесь не было и в помине классических законченных фигур — сплошные срывы. Наши МИГи то почти повисали в воздухе, то на бешеной скорости устремлялись вперед, вверх, вниз... Я только смотрел, как с плоскостей струи летят. Что за струи? Ну, как туман, клочьями — срыв потока называется. А МИГи ходят на виражах! Пушечной стрельбы только и не хватало, а так бой и бой.
Когда несколько лет спустя мы вновь встретились с Михаилом (он уже был испытателем) и я узнал, что ему иногда по службе приходится выполнять сложный пилотаж и в 25—50 метрах от земли, мне сразу вспомнился этот воздушный «бой» среди облаков-столбов. Почему-то только там пришлось видеть такие странные облака — точно курчавые колбасы, поставленные на попа.
Приближались выпускные экзамены. Как-то один из инструкторов принес одну-единственную лейтенантскую форму, и в этой форме мы поочередно сфотографировались, а затем из этих фото сделали общий снимок. Всех туда влепили, в одной-то форме! Но снимок нам нравился — на нем мы все вместе, рядом, навсегда.
Галина Комарова, жена:
— В Германии, в части, где служил Миша, была компания холостяков — Слава Нужков, Белов Толя, Гена Коляденко и Миша. Что-то вроде «святого мужского союза». Миша первым женился, и тут союз стал трещать по швам. Дольше всех держался Нужков. Наконец и он не выдержал, махнул рукой: «Раз уж Мишка все перебил...»
Они долго служили вместе, летчиками-перехватчиками. Летали на МИГ-19. И работа не приносила им должного удовлетворения. К этому времени, я знаю, Миша летал в самых сложных условиях и в двадцать три года стал военным летчиком первого класса. Вместе с друзьями он собирался идти, вернее, попытаться попасть в Школу летчиков-испытателей.
...Я часто видела, как Миша взлетал. Тонкостей всех я не понимала, просто видела, как это красиво. Особенно ночью. У них раза два в неделю обязательно ночные полеты были. Виден весь аэродром, светом залит, а вокруг черный-черный лес. И серебристая машина в пламени, со свистящим грохотом проносится и исчезает в темноте. Мне казалось, что сразу после полета Миша какое-то время чуточку чужой, словно он еще и не здесь, не вернулся. Он, правда, и не скрывал, что у человека может и должно быть только одно Главное. Для него это были полеты, работа в воздухе. А потом у нас родилась дочь, мы назвали ее Галочкой...