Вокруг Света 1972 № 06 (2381) - страница 10

Первыми появились четыре огромных, величественных бербера. Они были одеты в белоснежные галабии — свободно ниспадающие до самой земли широкие рубахи. Выражение сурового мужества подчеркивали три широких шрама татуировки: один горизонтальный на лбу и два вертикальных на щеках, образующих П-образный узор. Из этой рамки смотрели со спокойной уверенностью большие, темные, словно графит, глаза.

Вслед за берберами, двигаясь неслышно и грациозно, как пантера, подошел молодой суданец. Тонкий и стройный, с холодным блеском узких глаз, с презрительным изгибом полных губ. На нем была неширокая набедренная повязка, круглая желтая шапочка вроде тюбетейки, из-под которой торчала длинная деревянная булавка с резной головкой.

Берберы и суданец были не только покупателями, но и продавцами. Они принесли свой товар: шкуры крокодилов и целый мешок живых крокодильчиков, уже выделанные желтые шкуры ланей, длинные полосы сушеного мяса, бивни слонов, страусовые перья и тому подобное. Как непохоже было то, что происходило между ними и Омедом, на сцены дневного торга! Да и сам Омед был другим, другими стали его движения и все манеры.

«Настоящие люди» молча выложили свои товары на пустой прилавок. Омед тоже молча, никого ни о чем не спрашивая, положил рядом ножи, наконечники копий, патроны, яды в круглых коробочках из пальмового дерева. Берберы так же молча отодвинули немного к концу прилавка свой товар. Омед положил в свою кучу еще несколько коробок с патронами. Берберы придвинули свою кучу обратно — и торг был закончен. Омед унес свои покупки в глубину одной из лавочек. Берберы положили свои в кожаные мешки, обшитые бахромой. Тогда наступила очередь суданца, и с ним торг прошел очень быстро и тоже без слов. «Настоящие люди» не только по своему внешнему виду, но и по благородной сдержанности манер резко отличались от тех одновременно угодливых и наглых бакшишников, которых вдоволь шляется по многим базарам, да и вообще от всех дневных покупателей и посетителей этого базара.

Берберы, сделав свои дела и выпив вместе с гостеприимным Омедом по чашечке кофе, ушли, а суданец остался. Он стоял, слегка прислонившись к стене, и пристально, не мигая, как смотрят на пламя костра, смотрел на Омеда. Мальчик снял с полки тамтам и начал медленно, а затем все скорее наигрывать какой-то ритмический, тревожный и мелодичный мотив. Зажав тамтам под мышкой, он, ударяя обеими руками по туго натянутой коже, извлекал из него низкие, рокочущие, завораживающие звуки. Суданец, до того совершенно неподвижный, внезапно скользнул в довольно широкий проход между прилавками и, слегка приседая то на одну, то на другую ногу, закружился в грациозном и воинственном танце...

Когда я уезжал, Омед на прощание подарил мне тот самый тамтам, на котором он играл в ту ночь. Тамтам и поныне стоит у меня на полке, напоминая о той ночи, когда я увидел «настоящих людей», которые приходят и уходят, которые не любят суеты и знают, что такое человеческое достоинство.

Г. Федоров

Поначалу кажется, что в этой покрытой вулканическим пеплом пустыне Дашти-Навар, расположившейся на высоте 3200 метров над уровнем моря и окруженной кольцом гор, вулканические вершины которых вздымаются на пять километров, никакая жизнь невозможна.

Но здесь живет целый народ — афганские кочевники, пуштуны.

Долгий, изучающий взгляд, фраза, произнесенная гортанным голосом, первая в молчании выпитая чашка чаю, каждый думает о своем и наблюдает за соседом, — так началось мое знакомство с кочевьем.

Усевшись на собственные пятки, устроив локти на коленях и вытянув нервные кисти к огню, кочевник расслабляется, у него лицо молчаливого Христа; он кивает мне понимающе, но не скрывает удивления, узнав, что я не просто прохожий, что я остаюсь с ними в пустыне; он начинает свыкаться со мною.

В сгущающихся сумерках вечера, в розовато-фиолетовом тумане в молчании движутся фигуры молодых женщин в ниспадающих лохмотьях — пока они меня еще не имеют права замечать. Несколько мальчишек, завороженных мягким светом, замерли в отдалении: у них пропала охота бросать в меня камни и нет пока желания играть со мной.