Вокруг Света 1972 № 11 (2386) - страница 13
Но, может быть, в этом и заключена своеобразная диалектика? Может быть, антиколлапс связан с коллапсом столь же неразрывно, как испарение с конденсацией? Может быть, это просто части единого процесса? Во всяком случае, известный советский ученый профессор К. П. Станюкович развивает идею о том, что сколлапсированные образования, сгустки «мертвой материи» при определенных условиях способны «раскрываться» с выделением огромных количеств масс-энергий.
Вселенная не могла бы жить и развиваться без постоянного перехода одних форм материи в другие. Так, может быть, ученые, стоящие на «непримиримых» позициях, просто сосредоточивают внимание на разрозненных звеньях такого взаимопревращения?
«Разбить корыто...»
Можно было привести еще множество фактов, которые в силу своей необычности заставляют размышлять и служат подкреплением тех или иных позиций.
Но лучше коснуться одного деликатного вопроса: доказателен ли факт сам по себе?
Казалось бы, тут не может быть никаких сомнений. Факт, он и есть факт, его голосом говорит сама истина, и потому он судья любой гипотезы.
Однако связь факта с теорией далеко не столь прямолинейна. Вернемся к тому же спору о природе света. И сторонники Ньютона, и сторонники Гюйгенса опирались на факты, но эти факты, давая им часть истины, как ни парадоксально, мешали понять истину целиком. Кроме фактов, потребовалась теория, «дикая» в момент своего возникновения теория, которая правильно осветила факты. И тогда все стало на своп места.
Другой пример сложного взаимодействия теории и факта. Существует теория, что галактики разлетаются. Чем дальше от нас та или иная галактика, тем выше ее скорость. А законы физики гласят, что чем с большей скоростью удаляется от нас изучающее тело, тем сильней линии его спектра сдвинуты, в красную сторону.
Но вот были открыты квазары, чье «красное смещение» оказалось очень сильным. Значит, это далекие от нас, «окраинные» тела? Но тогда, оценивая их светимость, надо было признать, что в их «крошечных», с точки зрения космических масштабов, телах заключены фантастические запасы энергии.
Факт, однако, можно было истолковать иначе. Да, квазары обладают большими скоростями, но сами они находятся неподалеку от нас. В этом случае никаких фантастических энергий они не излучают, просто это особый тип массивных, быстро движущихся звезд.
Потребовался дополнительный, сложный анализ, чтобы факт «красного смешения» получил однозначное толкование: да, квазары действительно «окраинные» тела...
Короче говоря, коль скоро теория не есть «истина в последней инстанции», а лишь приближение к ней, то и факты, добытые и осмысленные с ее помощью, могут играть противоречивую роль. Вот почему нельзя, подводя итог спору, отделаться традиционной фразой, что фактов пока не хватает, но, как только будут добыты новые, все тотчас прояснится. Вот почему, какими бы убедительными фактами ни оперировали сторонники классической космогонии или сторонники гипотезы «взрыва», на основании одних только фактов при достигнутом уровне знаний нет возможности отдать тем или другим предпочтение. Авторитет тут тоже не судья, ибо еще Галилей справедливо отметил, что в науке мнение одного может оказаться ценней мнения тысяч.
О чем же тогда речь?
Прежде всего о том, действительно ли назрела необходимость разрабатывать в звездной космогонии принципиально новые идеи.
Сторонники классической концепции обычно ссылаются на принцип науки, который требует от ученого всячески стремиться тому, чтобы любое новое явление свести к уже известным теоретическим представлениям, пока их возможности не исчерпаны полностью.
Но, во-первых, как определить этот момент? А во-вторых, не лучше ли будет для развития науки, если новые научные идеи, возникающие в процессе познания природы, будут разрабатываться параллельно существующим представлениям? Возможно, некоторые из них окажутся тупиковыми, но это дела не меняет. Затраченные усилия окупятся сторицей, если среди десятка оригинальных идей окажется хотя бы одна плодотворная, которую удастся развить заблаговременно.