Вокруг Света 1974 № 01 (2400) - страница 26
Но никто не ушел голодным. Пока красные раки, украшенные цветами укропа, остывали в центре, на столе появилась обильная трапеза: большие овальные буханки хлеба с румяной корочкой, испеченные самой хозяйкой, ароматные красные сосиски и шесть сортов сельди, включая так называемую «гнилую сельдь», напоминающую вкусом и ароматом сыр «горгонзола».
Подавалось также местное пиво, которое в прямом смысле слова сшибает с ног. Шведы, правда, рассчитывают, что иностранцы окажутся более выносливыми, а посему снабдили бутылки наклейкой «экспорт»...
Наконец настала долгожданная минута, и мы приступили к ракам. Фунт свежих шведских раков стоит шесть долларов, и хотя мороженые раки из Турции и Румынии стоят всего два доллара, ни один уважающий себя швед не возьмет их в рот. Ну а патриоты готландцы тем более разборчивы! Марианна даже извинилась: «Прошу прощения. Это не готландские раки, а всего лишь шведские».
Такого рода патриотизм весьма типичен для готландцев. Когда через некоторое время я встретил шефа Марианны — огромного, как все викинги, мужчину, сочетавшего в одном лице художника, моряка и рыбака, — он мне заявил: «Только на Готланде люди свободны. В Швеции они скованы по рукам и ногам».
Это чувство имеет свои глубокие корни. Во времена викингов (IX—XI века) общественное равенство готландцев служило предметом зависти шведов, датчан и норвежцев. Дело в том, что островитяне стали самыми богатыми викингами благодаря торговле, а не грабежу. Когда их соседи отправлялись походом в далекие земли, то непременно останавливались на Готланде и брали здесь на борт лоцманов.
Во многих сагах говорится, что викинги, направлявшиеся в столицу Византии по пути «из варяг в греки», брали с собой не только лоцманов, но и знаменитое пиво, жалуясь при этом на высокие цены, которые назначались за то и другое. Это крепкое пиво (конечно же, с этикеткой «экспорт») было единственно пригодным для многонедельной транспортировки от Готланда до Константинополя. Викинги местами тащили корабли посуху, причем испытание это было настолько тяжелым, что его нельзя было спокойно вынести без поддержки готландского напитка.
Я пробовал это пиво, правда немного выветрившееся, на ферме Фредерика Вага. И должен сказать, что для регулярного потребления его нужна поистине викингская закалка.
Пока готландские мужчины плавали в Константинополь и обратно, их жены прилежно работали на фермах. Усердный труд женщин принес острову славу «фермерской республики». Завидуя успеху островитян на воде и на суше, их соседи-пираты ворчали: «На Готланде свиньи — и те едят из серебряных корыт». В результате набегам соседей не было конца. Едва чужие корабли подходили к берегу, фермеры-республиканцы живо зарывали свои сокровища, большая часть которых так и не была выкопана при жизни хозяев...
Сегодня готландцам редко доводится доплывать до Большого города (как они называли Константинополь), оставив своих женщин на острове. Насколько я знаю, один Эрик Ольсен несколько лет назад совершил путешествие по пути предков. Правда, был он не в Константинополе, а в Герате, в Афганистане, куда ЮНЕСКО командировало его реставрировать мозаичный фасад мечети. Среди сувениров, привезенных им, оказалась и плетка-семихвостка. Выложив ее на стол, он с гордостью сказал: «Этим я воспитываю триста своих жен».
Неожиданно в дверях студии он заметил маленькую решительную женщину.
— Ах да, я забыл. Их у меня 301. Вот самая любимая... Я как раз рассказывал, дорогая, свою любимую туристскую историю, которой он украсит свой отчет о Готланде по возвращении домой...
Из всех своих реставраций Эрик больше всего гордится Ковиком. Это маленькая рыбачья деревня, которая сейчас выглядит так же, как пятьдесят лет назад, лишь с той разницей, что в ней уже не живут рыбаки.
— Люди заботятся о старых церквах и сокровищах викингов, но забывают свою собственную жизнь, — заметил Ольсен. — Я решил восстановить эту деревню по воспоминаниям детства. Мой отец, неимущий рыбак, жил здесь... В этом сарае он держал свою лодку и снасти. Вот его каменный якорь. Были времена, когда он зарабатывал не больше 300 крон (около 80 долларов по тем временам) в год.