Вокруг Света 1974 № 02 (2401) - страница 42

— Друг! Расчисть-ка дорожку для разворота «КрАЗов», — и, очертив рукой полукруг, по которому я должен пройтись отвалом, зашагал к ближнему автокрану. Возле него уже горел костер, вокруг которого стояли такелажники.

Я развернул «батю» и, нагромождая по бокам торосы снега, двинулся по кривой на середину Хантайки... Не думал Добрыня, на какую беду послал меня. Да разве можно обвинять его? Кто мог предугадать, что случится в следующую секунду...

Сначала раздался раскатистый треск, как выстрел, и... бульдозер начал оседать. Я рванулся к правой дверце, но неодолимая тяжесть собственного тела потянула меня в противоположный угол сиденья; глянул в окно — так и есть: кабина быстро кренилась влево, а по бокам и впереди с треском ломались, дыбились льдины. Произошло самое страшное: машина всей своей многотонной тяжестью проваливалась в черноту. Понятно, что никакая сила уже не могла остановить это падение в бездну. Я заорал: «Стой, «батя»! Оста-но-ви-и-ись!» — и стал метаться в кабине с отчаянием раненого, гибнущего зверя.

Двери — ни та, ни другая — не открывались! Как будто их наглухо заколотили. Видно, снаружи на них давил большой напор воды. Я уже решил разбить лобовое стекло, да вовремя спохватился, сообразил, что захлебнусь прежде, чем выберусь из пробоины. Там, за этой тонкой прозрачной стенкой, бурлило, клокотало, пузырилось... но вскоре все утихло.

Я остался наедине с пугающей темнотой. Мною овладел страх — произошло то, чего уже не исправить.

Из панического оцепления меня, заживо погребенного, вывел толчок. Догадался: бульдозер сел на дно. Вернее, полулег, втиснувшись гусеницей и левым бортом в донное углубление. Это я понял по скрежету песка и камня о наружную обшивку двери. Оставался один выход — через правую дверцу. Отчаянным усилием попытался открыть ее, но она по-прежнему не поддавалась. Все происходило куда быстрее, чем это может показаться сейчас, когда я рассказываю...

Чувствую: за голенища унтов пробивается вода. Мне и в голову не приходило, что кабину может затопить. Я даже обрадовался... Подумал: если вода наберется в кабину настолько, что внутреннее ее давление уравняется с наружным, то дверь откроется, а там — и свобода!

Ничего не оставалось, как ждать.

Хоть волком вой. Все во мне, каждая молекула вопила: «Спасайся! Спасайся!» А как? Одна надежда — всплыть в майну. Вознесся мысленно туда, на поверхность Хантайки, под небо, на морозный воздух, заштрихованный пургой. Спохватились ли друзья? Канат, что ли, сбросили бы... Ухватился, наверняка бы вытащили... Невольно прилип лицом к дверному стеклу, скосил глаза ввысь в надежде увидеть просвет в ледяном потолке, а может, и спущенный канат в нем, да куда там, темнота такая, что хоть вытаращи, хоть зажмурь глаза — одинаково. Как закопченную заслонку перед зрачками поставили.

Прикинул: сколько потребуется времени, чтоб всплыть, хватит ли воздуха? Главное, думаю, подниматься надо с расчетом на снос течения, навстречу ему и под углом вверх. Плавать-то я хорошо умел, на соревнованиях по прыжкам в воду, бывало, первые места в районе занимал. Снял меховую куртку и шапку-ушанку. Чтобы не тормозили и не сковывали движений при подъеме. Все продумал.

А вода уже по грудь набралась.

Решаю: пора!

Уперся ногами в стойку педалей управления. Руками охватил дверную ручку. Надавил на дверь, она, как ни странно, свободно подалась от меня... Я и охнуть не успел, как сильный прилив воды ударил мне в лицо. Чуть не захлебнулся! Зашумело в ушах. А над головой: буль... буль... буль... буль...

Хлынувший в кабину поток вытеснял воздух. Пустота уменьшалась с поразительной быстротой. Ударила мысль-молния: набрать воздуху! Спружинил ногами. Взлетел к притолоке: вдохнул полную грудь... и — скорее в проем двери...

Вода была теплой, упругой и вязкой, как кисель. Я изо всех сил загребал руками, но мне почему-то казалось, будто я не продвигаюсь, а болтаюсь в густом месиве на одном месте. На самом деле я понимал, что всплываю по намеченному курсу — наклонно вверх против течения.