Вокруг Света 1974 № 07 (2406) - страница 10

Обо всем этом на другой день мне и рассказывает Франсиско. И еще, нетерпеливо оглядывая Малекон, он сообщает, что пригласил Марию ловить другую Большую Рыбу, и она согласилась, да вот что-то не идет. Мне хочется сделать приятное мальчику, и я говорю:

— Она живет рядом с отелем «Девиль». Знаешь, она встает рано-рано и, расчесывая длинные волосы, любуется восходящим солнцем. А кошка у них черная-пречерная, в белых пятнах.

— Франсиско-о! — слышим мы звонкий девчоночий голос. Размахивая сумкой, через Малекон перебегает девочка. Волосы у нее распущены. Они красиво колышутся над худенькими плечами. Подбежав, Мария говорит: — Я ужасная соня. Мама зовет меня по утрам: «Мария, вставай, погляди, какое красивое солнце!..» А мне ну никак не проснуться. Я не опоздала, нет?

— Чуть-чуть бы, и опоздала, — свирепо, на манер «капитана», говорит мальчик. — Думаешь, Большая Рыба будет ждать?

Девочка садится рядом с мальчиком и тоже подставляет ноги брызгам. Сильный ветер дует сегодня со стороны океана, и у основания набережной, сопя и всплескиваясь, шевелятся большие волны.

— А еще у нас есть белая-пребелая кошка с черными пятнами, — говорит девочка, с опаской поглядывая вниз. — А нас не смоет?

— Только уж если вместе с набережной, — снисходительно ворчит мальчик.

Одна из волн вспухает и окатывает ребят. Девочка испуганно ахает, а мальчик делает вид, что ничего не заметил. Так же, как «капитан», надвинувший на лоб козырек помятой морской фуражки, как Бенито, дымящий сигарой, словно пароход, идущий на плохом угле.

Я постоял немного возле них и незаметно ушел. Кажется, советский траулер на подходе... Да и кто станет ловить Большую Рыбу на одну лесу втроем?

Гавана — Калининград 1973 год

Некоторые размышления делегата XVII съезда ВЛКСМ

Он ходил по комнате босиком и собирал во всех углах детские книжки. Виновница беспорядка — маленькая Кайя с прямыми белыми волосами, в пижаме и тоже босиком стояла в дверном проеме и смотрела, как смущенный отец мечется из угла в угол. Я пытался уловить в Калью черты того человека, которого видел несколько дней назад на телеэкране. Но суетливость и неловкость его, врасплох застигнутого дома, никак не вязались с непринужденностью, с собранностью того Калью. Наконец дочь и отец с кипой книг вышли в другую комнату. Калью вернулся, все еще рассеянно глядя по сторонам, затем прошел вдоль стены с книжными полками, отыскал небольшой томик и как-то неожиданно извлек пачку таллинской «Экстры», закурил и остановился, положив ее передо мной, подвинул пепельницу, словно предлагая маленький тайм-аут. Отойдя на середину комнаты, сел на пуфик, обхватив руками колени, затянулся.

— Теперь можно и поговорить, — сказал он, и последняя тень смущения исчезла, уступив место внимательному, сосредоточенному взгляду. Еще через мгновение он уже был похож на человека, который вел передачу с телеэкрана.

...Передача шла на эстонском языке. На экране, как в полукруге амфитеатра, сидело около ста человек разного возраста. Перед ними с микрофоном в руке ходил Калью. Движения его быстры, реакция непосредственная, открытая. На нем хорошо сшитый костюм, мягко, крупным узлом завязан галстук. Короткие светлые волосы спадают на лоб. Он двигался легко и пластично, что-то рассказывая сидящим в полукруге людям. Иногда стекла его очков отражали свет юпитеров, и в это мгновение он становился похожим на экспериментатора, который пытается перевернуть представления людей о самих себе. Из немногих знакомых мне эстонских слов я понял: сейчас действительно будет проделан эксперимент. Мне показалось, что в последующих фразах промелькнуло имя Тура Хейердала и название его работы «Уязвимое море». В это время на сцену неожиданно вынесли аквариум с тремя рыбами. Беседа продолжалась, а камера показывала живых рыб. Затем Калью взял коробку со стиральным порошком, бросил щепотку в аквариум. Поначалу я даже не поверил этикетке на коробке. Мне показалось, что в коробке обычный корм. Разговор с участниками продолжался, а камера то и дело останавливалась на рыбах. Их движения стали вялыми, замедленными, и через несколько минут рыбы перевернулись кверху брюхом: умерли. По интонациям и жестикуляции выступающих нельзя было не понять их отношения к проделанному эксперименту... Кадры дна океана и верхних слоев атмосферы, карта Земли, исполосованная заводскими трубами, завершили эту передачу, посвященную охране среды.