Вокруг Света 1975 № 05 (2416) - страница 39

И тут вдруг этот телефонный звонок. Я ничего не мог понять...

...Через полчаса я уже входил в помещение Союза антифашистских борцов. Какой-то человек сидел спиной к окну, и я не мог разглядеть черты его лица. Но, когда он поднялся и вышел на середину комнаты, я узнал его. То был Лацко, изможденный, седой и однорукий.

— Лацко! — я бросился к нему. — Ты живой! Как я рад!

Тысячи вопросов душили меня, но человек с удивлением глядел на меня и тихо произнес по-русски:

— Не понимаю...

...Очнулся Ладислав Комарек в госпитале где-то в Поволжье, через много дней после того, как его привезли на самолете. Но «очнулся» — еще не значит «пришел в себя». Он не мог говорить, лишь слабо стонал, не мог ни пить, ни есть, и состояние это длилось вечность. И когда стало ясно, что жизнь раненого спасена, оказалось, что он потерял память. Он не мог говорить, не знал, как его зовут, откуда он, что с ним произошло. Его учили всему заново. В госпитале, куда он попал, наших раненых почти не было, и никому в голову не пришло, что он словак. В войну, говорят, были случаи, когда не удавалось установить личность человека, полностью утратившего память. Ему выдавали новые документы, и человек начинал жить как бы заново, лишенный прошлого.

С Комареком, по счастью, судьба обошлась иначе. Когда — уже выздоравливая — гулял он по госпитальному саду, кинулся к нему какой-то здоровенный парень и ну его обнимать-тормошить. Комарек его, естественно, не узнал и пытался из объятий вырваться. Но малый оказался настойчивым. Это был русский связист, приданный в 1944-м нашему отряду; после демобилизации он вернулся в родные места, зашел в госпиталь проведать земляка и наткнулся на Лацко.

Так установили личность Комарека и стали готовить его к отправке на родину. И так он оказался в комнате, где сидел наш товарищ — секретарь отделения Союза антифашистских борцов, а мы стояли и не знали, что делать...

Сначала Комарека отправили в санаторий — подлечиться, обследоваться. Психиатр, который его смотрел, объяснил нам, что возвращение памяти возможно — для этого необходим снова шок и желательно в той же обстановке, где произошла катастрофа. И лучше всего в Татры отправиться, ведь, как у нас говорят, «в любой беде словаку Татры помогут».

Посоветовались мы и решили: пройти с Лацко Комареком по местам в горах, где воевал наш отряд. Мое командование нам пошло навстречу, машину дали, и отправились мы с Лацко в Сланские горы. Комареку объяснили, в чем дело, но был он все же слаб, в машине засыпал и, видно, ничего вспомнить не мог.

Крестьяне в деревнях, где мы проходили, слыша, что мы говорим по-русски, спрашивали:

— Чо то сте за людя? Одкяль сте?

Мне не хотелось вдаваться в подробности, и я объяснял, что советский, мол, товарищ, воевал с нами, теперь хочет посмотреть на места боев. По лицу Комарека было видно, что

он силится понять, о чем разговор, но не очень разбирает. Какие-то, видно, воспоминания смутно бродят в его голове, но только никак он не может их уцепить.

От нашей деревни мы пошли пешком. Дошли до поляны, где база наша была. Смотрю я на Лацко: стоит, по лицу крупные капли пота текут — и ни в какую...

И все-таки что-то, видать, вспомнилось ему, потому что к месту нашего боя, того его последнего боя, он шел вроде бы увереннее. Или мне это только казалось?

...Но именно там, в лесу, Лацко потерял сознание, в тот момент, когда из полутьмы леса мы ступили на залитую солнцем поляну, где даже бурно разросшиеся травы не могли скрыть развороченную, перевернутую минами тысячу раз землю.

...Когда он очнулся, он заговорил по-словацки... А пока его приводили в чувство, я прикрыл шинелью маленький временный фанерный обелиск, где среди других имен погибших стояло имя:

«Ладислав Комарек».

Павел Груша

Где спокойны воды…

Когда мы говорим о том, что речку или пруд можно перейти без труда, то употребляем поговорку «воробью по колено». Чешский эквивалент этой поговорки звучит несколько иначе: «Заяц колен не замочит».

То, что фамилия моего спутника была Зайиц (что по-чешски значит «заяц»), можно отнести к чистой случайности.