Вокруг Света 1976 № 11 (2434) - страница 15

— Салям, сааб! — повторил мальчик еще радостнее, довольный, по-видимому, тем, что, появился повод отвлечься, сделать перерыв в работе.

Старик мастер в круглой шапочке, из-под которой выбивались седые волосы, сидел чуть в глубине мастерской. Посмотрел на меня поверх очков и, кивнув в ответ на приветствие, продолжал равномерно стучать. Мальчику было лет десять-двенадцать: густые черные волосы, не знакомые с расческой, огромные черные глаза с чистыми белками, длинные ресницы.

Старик еще раз взглянул на меня, затем перевел взгляд на мальчика и что-то ему сказал. Ребенок быстро вскочил, схватил стоявшую в дальнем углу мастерской маленькую табуретку, подул на нее и, обтерев тряпкой, предложил мне сесть.

Кроме старика и мальчика, в мастерской был еще один мастер, средних лет, в черной выгоревшей куртке «ширвани». Он сидел за столиком, и я не сразу его заметил. Рядом с ним лежали сваленные в кучу черные фигурки «бидри». Они не имели обычного металлического блеска и казались обуглившимися деревянными чурками. Мастер неторопливо брал одну из них, укладывал ее в специальное углубление в стоявшей перед ним трехногой табуретке и острым, напоминающим шило инструментом аккуратно вырезывал, поминутно сдувая черную вьющуюся стружку, нанесенный на фигурку рисунок. Затем он долго тер ее шкуркой, отчего она начинала блестеть, и осторожно укладывал в рядок таких же фигурок у ног старика. Старик, одной рукой ловко вставляя в выгравированный узор тонкую серебряную нить, другой точными короткими ударами молоточка закреплял ее в пазах. Мальчик распутывал и подавал старику нить, укладывая готовые изделия на полку.

Некоторое время мы все молчали. Старик передал мальчику оконченную фигурку и, отряхнув руки над небольшой жестяной банкой, в которой лежали серебряные нити и фольга, вытер их фартуком.

— Чай пийё, — сказал он громко и бросил мальчику несколько монет.

Схватив деньги, мальчик побежал на другую сторону улицы и вскоре вернулся с небольшим металлическим подносом, на котором стояли четыре стакана чая с молоком.

Я взял в руки фигурку и вопросительно посмотрел на старика. Шумно отхлебывая ароматный чай, он старательно подыскивал английские слова; когда не находил нужного слова, поглядывал на своего товарища, и тот охотно подсказывал.

— Давно это было. Никто не знает точно, когда и как родилось это искусство. О первом мастере мы знаем только, что жил он бедно и, чтобы как-то кормить семью, уходил в джунгли и там из дерева вырезывал фигурки святых. Но этим занимались почти все в округе, и много заработать не /давалось. Однажды, высекая заготовку для фигуры, он отрубил себе руку и стал кататься по земле, горько плакать и причитать, что теперь его семья умрет с голоду. Вдруг он услышал чей-то голос. Перед ним стоял садху — святой. «Не убивайся так. Я тебе помогу. Я открою тебе секрет одного материала, из которого ты сможешь делать необычные вещи. Но помни, что ремесло твое должно быть бескорыстным искусство свое ты не должен превращать в средство обогащения. Ты будешь жить в достатке, но не помышляй о роскоши. Род ваш будет владеть сим секретом, передавая его от отца к сыну, до тех пор, пока вы будете соблюдать это условие, пока ваша работа будет приносить людям лишь радость».

Старик многозначительно вздохнул, словно подчеркивая значение сказанного и в наши дни, допил остатки остывшего чая, поставил стакан на пол, снял очки в круглой простой металлической оправе и начал их легонько протирать носовым платком.

— С тех пор на базаре, возле того места, где торговал мастер, всегда было много народу. Покупатели с восторгом рассматривали фигурки людей, животных, украшения. Все они были сделаны из черного металла, которого до того здесь никто не видел. Фигурок было немного, но они были настолько красивы и изящны, что многие приходили лишь посмотреть на них и оставляли деньги — кто сколько мог, просто так. Иногда однорукий мастер продавал кое-что из своих произведений, но за очень умеренную плату.

...Мимо мастерской по улице два вола, понуро мотая головами с огромными, загнутыми книзу рогами, протащили громоздкую арбу, в которой под ворохом каких-то одежд угадывалось тело спящего возницы. Когда цоканье копыт, оглушающий скрип огромных колес несколько затихли, снова раздался ровный, чуть хрипловатый голос старика мастера: