Вокруг Света 1978 № 01 (2448) - страница 28
— Министерство морского флота просило нас разработать маршрут, и мы под руководством Главного управления Гидрометеослужбы СССР проработали и выдали рекомендацию. Конечно, с научной точки зрения...
— Чем же был обусловлен выбор именно такого маршрута: через северную оконечность Новой Земли — мыс Желания к югу Карского моря, далее через узкий, вечно забитый льдами пролив Вилькицкого в море Лаптевых и только потом курс на полюс. А почему не через мыс Желания, мыс Арктический, то есть почему было не идти севернее наших арктических островов?
— И сразу на полюс? Были такие проекты... Но, во-первых, при прокладке маршрута мы учли, что в море Лаптевых в этом году была хорошая ледовая обстановка, во-вторых, судя по давним и нашим наблюдениям, многолетний сибирский лед дрейфует от беретов Новосибирских островов к полюсу и дальше — к берегам Гренландии. А раз так, то толщина льда будет нарастать по мере приближения к полюсу — это естественно, поскольку лед, когда начинает свое движение, — молод, стареет он дальше, в пути. Значит, сначала ледокол будет идти хорошим ходом и только ближе к полюсу постепенно уменьшит скорость. К тому же в этом случае движение льдов нам помогало бы двигаться по курсу, правда, для такого мощного ледокола, как «Арктика», помощь эта мизерная — мы знали заранее, — но все же... За семь суток мы прошли за счет попутного дрейфа примерно 20—25 миль, то есть за сутки, около трех миль... Тут надо сказать, что задачей этого экспериментального рейса было определение высокоширотной трассы и — естественно — достижение Северного географического полюса. И это желание наше было законное и справедливое, ведь сколько русских ученых и моряков стремилось к этой далекой точке Земли: Макаров, Седов и много других, известных и безызвестных. Сколько людей погибло во имя достижения этой цели! И еще, что очень важно — от Кольского полуострова и до Берингова пролива наша страна выходит на Север, и Северный морской путь — наша национальная магистраль. Нам его изучать, искать новые пути проводки судов для перевозки народнохозяйственных грузов, изыскивать новые возможности, чтобы продлить время навигации. Эти мысли, записанные в Директивах XXV съезда, прямо относятся к нам, ученым, полярникам и морякам... Тем более что у нас появились мощные ледоколы...
— Илья Павлович, вот вы вышли в море Лаптевых, подошли к заданной точке и с нее начали путь на полюс. Были ли у ледокола отклонения от рекомендованного курса?
— Отклонения были. По тем или иным причинам максимум процентов на пять — это ничтожно мало...
Одним словом, очень хорошо оправдался намеченный маршрут. На коллегии сегодня говорили, что английские ученые о нашем походе высказались приблизительно так: «Они правильно определили суть своей задачи. Важно было выбрать маршрут и обосновать его».
В основном обстановка на подступах к тяжелым льдам была известна, правда, под действием меняющихся ветров она менялась. Об этом нам сообщала главным образом вертолетная разведка — вертолетов на борту атомохода было два. На них летали гидрологи Лосев и Дорофеев, они и указывали наиболее благоприятный путь на частных курсах ледокола. Главное же обеспечение: ледовое, синоптическое — сюда входили и данные ледовой разведки — приходило на борт атомохода из управления гидрометслужбы на Диксоне. А мы эту информацию обрабатывали и докладывали руководству рейса. Перспективную, прогностическую информацию о среднемноголетних данных на том или ином участке давал капитану я утром и вечером в рабочем порядке.
Чем ближе мы подходили к Северному полюсу, тем более увеличивалось сплочение льда. Оно достигало 9—10 баллов, а это значит: почти вся поверхность океана была скована льдами; льды представляли собой огромные поля, и эти поля дрейфовали вместе, встречаясь, сталкиваясь, разрушаясь... Они находились в вечном движении.
Помню, атомоход подходил к многолетним тяжелым льдам, капитан Юрий Сергеевич Кучиев пригласил нас, гидрологов, к себе. Мы имели с ним долгую беседу. Его интересовало, что за поля ожидают нас впереди, как будет дальше? Кучиев знал, что я накануне рейса, весной, летал над полюсом и на подступах к нему, садился на льды, и потому он подробно расспрашивал меня о характере их, возможных неожиданностях. Потом, как выяснилось, Юрий Сергеевич остался доволен и моим сообщением, и ледоколом, который хорошо преодолевал ледовые барьеры. И позже капитан снова и снова спрашивал: «Дальше хуже не будет?» По данным ледовой разведки и по многолетним моим наблюдениям, не должно было быть такой тяжелой ледовой обстановки, которую атомоход не осилил бы. Наши расчеты оказались верными, и до полюса мы шли почти не останавливаясь.