Вокруг Света 1978 № 06 (2453) - страница 31

стр.

Сказочный рост города-порта объясним легко: корабли, плывущие из Тихого океана в Индийский, чаще всего идут через Малаккский пролив. Тут-то и ждал их Сингапур: отдых, пополнение запасов воды и продовольствия, склады, магазины... Город, родившийся на острове на скрещении морских путей, стал конгломератом различных культур Азии. Люди, которые стекались сюда из Индии и Китая, привозили в память о родной земле свои книги, обычаи, своих богов, — а берегли это так, что традиции, подчас умирая на родине, выживали здесь. Выжив, перемешивались самым необычайным образом. И давно уже с чьей-то легкой руки Город Льва получил имя «этнографического музея Азии». Я прожил в Сингапуре год, стажируясь в университете Южных морей. Срок — и большой и маленький, как посмотреть. Достаточно большой, чтобы полюбить этот город, и слишком маленький, чтобы претендовать на роль гида «музея». До сих пор в памяти несхожие картинки жизни индийцев — носильщиков кавади, малайских рыбаков, китайских рикш. Каков же Сингапур? Разный... Это невнятное на первый взгляд слово — пожалуй, самая точная характеристика города, где я жил и учился.

Трехликий Субраманиам

В тот день Сингапур вдруг сразу стал индийским. На улицы вышли сотни мужчин в цветных узорчатых рубашках, женщин в сари, украшенных гирляндами жасмина. Цветы свисают с кровель храмов, усыпают тротуары, плавают в больших ведрах с напитками. Праздник называется Тайпусам. Его отмечают каждый год в дни полной луны десятого месяца. В тамильском календаре этот месяц носит имя «Тай». А «Пусам» — название звезды, перед которой в определенный день проходит Луна. Вот и получается — Тайпусам. Интереснейшая особенность праздника — это ритуал, связанный с кавади.

...По улице движется плотная толпа людей — над головами мелькают руки с фотоаппаратами. В центре толпы — еще выше фотоаппаратов — плывет, покачиваясь, большое ажурное сооружение — нечто вроде полукруглой клетки из металлических прутьев, увенчанной изображением бога Субраманиама. У бога три зеленые слоновьи головы с красными глазами, и олицетворяет он добродетель, юность, отвагу, силу... Железная клетка — это и есть кавади. Она украшена пальмовыми листьями, цветами, павлиньими перьями (павлин — «личная» птица Субраманиама, его часто изображают верхом на ней, с золотым копьем в руке). Завороженно смотрел я на носильщика кавади: руки его были прижаты к бедрам, а изогнутые дугой железные прутья, поддерживавшие конструкцию, впивались прямо в тело: в грудь, лопатки, плечи...

Индиец идет осторожно, словно канатоходец, — балансирует под железным сооружением: уронить его — позор, который можно будет смыть только через год, в следующий Тайпусам, опять-таки водрузив на себя кавади. Потрясенный увиденным, я не сразу воспринимаю, что вопли толпы, хлопки в ладоши и звон колокольчиков подчинены единому ритму и человек с клеткой идет, чуть пританцовывая. Щеки его насквозь проколоты острой стрелой, кожу пронзают серебряные крючки и иголки — так доказывается истинность веры.

Добровольный мученик со 112 иглами под кожей, шагающий пятикилометровым путем от храма Перумаль на Серангун-роуд до храма Шри-Дхандаютапани на Тэнк-роуд, — отнюдь не фокусник. Это инспектор портовых складов Вхаскаран, давший обет нести кавади в честь бога Субраманиама. И другие мужчины, тащившие на себе в этот день «Склаву кавади», «Идумбан кавади», также выполняли обеты. Кто-то взвалил на себя клетку в благодарность за полученную работу, кто-то замаливал совершенный грех, третий доказывал свою верность Субраманиаму. «Мой» же индиец, как я узнал позже, таким образом выражал благодарность за выздоровление своего больного сына. И если мученик почувствует боль, если из-под иглы польется кровь — значит, «вера его не тверда».

Процессия пересекает канал Стамфорд и движется по Форт-Каннинг-роуд, очищенной от транспорта. Полиция в поте лица загоняет зрителей за канаты: толпа чего доброго может помешать выполнению обета.

Мне повезло: я оказался в кучке людей рядом с кавади. Поэтому за канаты меня загнать не успели, и почти весь путь я иду следом, наблюдая, как время от времени младший жрец выдергивает у Бхаскарана одну-две иглы, и я вижу, вижу собственными глазами, что они отточены, входят в тело глубоко и на месте уколов не показывается ни единой капли крови.