Вокруг Света 1978 № 07 (2454) - страница 20

Вообще Боря художник. Но каждое лето он становится шлиховщиком в геологической партии. Наверное, эта перемена приносит новые впечатления, роздых от несладкого и нелегкого труда графика, хотя работа шлиховщика тоже не мед, и от нее ломит в пояснице и зверствует радикулит, и дает она далеко не длинные рубли. Он и меня выучил этой работе — нехитрой, но требующей сноровки, терпения и выносливости.

Надели мы рюкзаки. Потоптались на месте, проверяя, не жмут ли портянки, всадили в стволы патроны с пулями и пошли. Вчера лил дождь. В мокрой траве желтела морошка, с деревьев падали грузные капли. Скоро мы вымокли и стали коченеть, хотя шли быстро.

Солнце еще не взошло, никак не могло выпутаться из липкого тумана в горах. Мы луговиком выбрались на тропу, которую протоптали здешние линейщики, обслуживающие телефонную линию Магадан — Хабаровск. Видно, эту же тропинку облюбовали медведи. Они оставили на ней следы, даже совсем свежие, не ранее сегодняшней ночи. Это заставляло держать ружья наготове. Бывало, медведь от злости или голода, а просто от неожиданности, от страха мог напасть на человека. К счастью, в лесу и стланике была прорублена просека, и мы могли видеть довольно далеко.

Слева глухо шумело серое Охотское море. Там звенела галька и суматошно кричали жирные чайки. А еще дальше, на горизонте, плавился в дымке черный остров Нансикан, знаменитый птичьими базарами. Иван Москвитин, пробившись по реке Тукчи, писал: «А против тое реки устья стоит на море в голомени остров каменной, и на том острову птицы водитца многое множество, с тово острова тою птицею кормятца тунгусы многие люди, как учнут яйца водит...» Сейчас этот остров под запретом. Там заповедник.

Спустившись по террасам к Безымянке, мы обнаружили, что идти по реке не сможем. Она вспухла от дождей. Волей-неволей пришлось пробиваться по береговым зарослям кедровника и ерника. Листья у ерника мелкие, продолговатые. Их любят северные олени, но для нас ерник был сущим наказанием. Ноги путались как в мотках колючей проволоки, и мы буквально буксовали.

Кедровник же вообще не любит ровных мест, он расселяется в среднем поясе гор, на каменистых россыпях-курумниках. Это не кустарник, но и не дерево. Ствол толщиной сантиметров в пятнадцать-двадцать у него едва поднимался на полметра, зато расстилался по земле метров на десять. Верхушки ветвей смотрели в небо, на концах зрели фиолетовые шишки с мелкими орехами. Эти орешки привлекали белку, соболя, бурундуков и медведей. Треща, по стланику носились похожие на скворцов, но гораздо крупнее, кедровки. Несмышленая птица набивала подклювные мешочки орехами и прятала их под камни. Потом забывала, куда прятала, и, если орехи никто не съедал до весны, они прорастали. Ей, кедровке, и обязаны происхождением густые заросли стланика, по которым, чертыхаясь и стеная, тащились мы вдоль Безымянки.

Первый шлих брал Боря, спустившись к реке. Лопатка, с которой он ходил и в прошлом и позапрошлом годах, была удобна тем, что складывалась и раскладывалась, закрепляясь гайкой. Он развернул ее и стал долбить по каменной мелочи у бортика берега, пытаясь наскрести полный лоток породы. Я же достал пакетик, написал на нем номер шлиха, чтобы знать, в каком месте он взят, и название нашей партии. Потом из бумажки свернул кулек, чтобы ссыпать туда шлих. Пока я возился с этим, Боря все же наскреб лоток, опустил его в воду. Вода шла со снежников, была ледяная, у него сразу покраснели руки. Поворачивая лоток туда-сюда, покачивая, он постепенно смывал породу, выбрасывал гальку, тяжелые фракции опускались. Наконец, на дне остался лишь черный порошок. Это и был шлих. Боря слил его в кулек, отжал бумагу, сунул мне. Я опустил мокрый кулек в пакет и спрятал в полевую сумку.

Чем выше мы поднимались по реке, тем меньше было воды. Мы уже могли, переступая с камня на камень, идти по руслу. Когда совсем замерзали руки у Бори, лоток брал я и промывал породу.

Наконец показалось солнце. Оно выплыло из тумана матовым шаром, как бы отряхнулось от сырости и стало раскаляться. От кедровника потянуло жирным запахом смолы. Окутываясь парком, грелись камни. Мы сразу стянули штормовки и подставили солнцу спины.