Вокруг Света 1979 № 01 (2460) - страница 9
Кровавая краска брызжет с газетных страниц «короля прессы» Акселя Шпрингера: «РАФ — красные убийцы. Коммунизм наступает...» Обыватель подготовлен ко всему: к массовым облавам, запрету на профессии, введению новых «чрезвычайных» законов. Средства массовой информации вбивают в голову антикоммунистические стереотипы, а ведь Германская коммунистическая партия решительно осудила терроризм, да и сами террористы боялись показаться в рабочих предместьях, предпочитали разъезжать в элегантных машинах и прятаться в фешенебельных кварталах.
РАФ больше нет. Руководители организации застрелились в тюрьме «при таинственных обстоятельствах». Остальные осуждены. Грустят их «симпатизеры», опечален и...Шпрингер. По стране ходит едкая шутка о том, что он готов был дать полмиллиона последним террористам, дабы они скрывались подольше: так хотелось «дожать», поставить последнюю точку в пропагандистской кампании, расправиться с компартией...
Возникли пухлые монографии, объясняющие явление «левого» экстремизма в жизни Западной Германии. Выдвигаются «философские» предположения о том, что ФРГ и подобным ей странам не хватает собственного Вьетнама, где можно было бы выплеснуть накопившуюся в обществе жестокость; вспомянут уже традиционный тезис о пропасти между поколениями, между отцами и детьми и прочее... Не говорится лишь о том, что в этом «высокоадминистрированном и организованном» обществе около 1 миллиона безработных, из них у двухсот тысяч молодых людей никогда не было работы. О том, что зреет ведь что-то среди тех, кто, отметившись на бирже, идет в пивную — дальше пивной некуда.
Я вспомнил разговор в самолете до пути в Мюнхен. Рядом в кресле сидел немец-пенсионер, проработавший всю жизнь на хозяина предприятия. Он раздраженно листал журнал и ворчал, тыча пальцем в страницы:
— Щенки! Этой левацкой галиматьей напичканы все газеты Шпрингера, а там знают, что делают. Там специалисты по обработке общественного мнения. Сейчас, если полицейский застрелит кого-либо «заодно» в стычке с бунтарями, никто и бровью не поведет. «Заодно» можно и профсоюз оштрафовать, и с работы любого выбросить. А свалят все на левых... — ворчал пенсионер...
Печальный отрок, песнопевец в хламиде, аккуратно уложил гитару в футляр и направился в ближайшую забегаловку. Мне тоже не мешает закусить. Только где? Путеводитель подсказывает: две остановки метро, и я в Швабинге. Швабинг — Монмартр Мюнхена. «Это не место — это образ мыслей», — говорят мюнхенцы. В Швабинге писал Томас Манн, здесь впервые ставились пьесы Бертольда Брехта.
На Леопольдштрассе масса народу. Странные фигуры в ярко-оранжевом, преображающем все неоновом свете. Много художников, почти художников, выдающих себя за художников. На тротуаре — картины, мольберты или просто куски картона на примитивных треногах. Чаще всего изображено нечто несуразно-непонятное, к чему надо или долго привыкать, или поверить автору на слово.
Бродят сомнамбулические личности, пытающиеся что-то продать. Я бывал на восточных базарах и нахожу сейчас много общего: краски, толкотня. Но здешним торговцам чуждо суетное красноречие, они стараются гипнотизировать взглядом, «весомыми» словами.
— Двадцать марок, двадцать минут, и героин ваш, — вполголоса повторяет молодой аскет с потухшими глазами.
Множество столиков, иные прямо на мостовой: выплеснулись с переполненных тротуаров. Витает запах кофе и чего-то резкого — «травки»? Так и есть: курят марихуану. Снова разноязыкая речь. Стайки молодых парней и девиц добрались сюда из разных стран, чтобы «залпом» познать концентрат богемного искусства и высоких философских материй посредством наркотиков. Вон там, у одной из таких девиц, сосредоточенная медитация постепенно сменяется истерическим полусмехом-полунлачем. Но на это никто не обращает внимания: жара спала, кругом масса развлечений...
Вот и заведение, напоминающее — по многочисленным описаниям — традиционную мюнхенскую пивную. Кованая дверь, массивная стойка, прочные, основательные столы. Хозяин — краснолицый баварец в «бундхозен» — кожаных штанах на подтяжках. Женщины, разносящие блюда, в ярких платьях и узорчатых фартуках. За столами шумные баварцы из литровых кружек потягивают свое знаменитое пиво. Многие из них кажутся выхваченными из книг традиционными «альтмюнхнер» — «старомюнхенцами», людьми, которые твердо уверены в единоправильности своих вкусов и привычек и свято исповедуют веру «моя пивная — моя крепость». Многие, но далеко не все. Я представлял себе пивную и ее посетителей несколько иначе. Ожидал — тройные подбородки у всех, фигуры, расплывшиеся от каждодневного потребления пива, «бундхозен» на завсегдатаях. Но кожаные штаны только на хозяине. И слишком много никеля за стойкой. И вообще, эти мюнхенцы подтянуты, не «пивные бочки», костюмы — общеевропейские. Очевидно, время меняет и хрестоматийные образы.