Вокруг Света 1979 № 09 (2468) - страница 17
— Алладад, — прерываю я затянувшуюся паузу, — вы говорили еще об общественной деятельности. Что под этим понимать?
— «Джихад» — священную войну, — спокойно говорит он и смотрит на меня с улыбкой. — Нет, не против «кафиров» — неверных, как воевали верные сторонники ислама в прошлые времена. Мы объявили «джихад» неграмотности. Сейчас повсюду — на заводах, во многих учреждениях, в селениях — открыты курсы ликбеза. Их что-то около 18 тысяч. На каждом учатся десятки человек. Вот и я, как многие члены НОМА, руковожу одним таким кружком. Уверен, лет через пять с неграмотностью будет покончено...
Накрапывал колючий дождик. Холод усиливался, но нам с Бахтияри тепло под общим чадаром, и так можно было сидеть, разговаривая, очень долго. Вскоре Алладад заторопился: уже поздно, а завтра ему вставать на рассвете — много дел. Он встал, завернулся в накидку, нахлобучил плотнее тюбетейку и растворился в толпе Чамана. И тут я почувствовал, как чьи-то руки снова укутывают меня в чадар. Незнакомая девушка стянула со своих плеч еще один...
«Пришли мне книги Маркса...»
...Дорога забирается все выше в горы. Чаще всего она идет вдоль русла реки: внизу шумит серо-голубой поток, а над ним кое-где в страшной тесноте «вбиты» в скалы домики горных деревушек. Иногда можно заметить, как по острым камням осторожно поднимаются к жилищам женщины с кувшинами на головах: доставка воды — традиционная женская доля.
Вода — проблема, и не только в горах, но вообще в Афганистане. Больших рек здесь нет, да и не всякая река пригодна для питья. Дожди редки. Источники встречаются разные: порой на одном склоне ущелья на поверхность выходит вкусная, сладковатая влага, на противоположном — горькая и негодная. Поэтому во многих селениях насущная задача — создание запасов питьевой воды. Горные речушки и даже ручьи перегораживаются дамбами и плотинами.
Каждый дождь — благо, но одновременно дождь в горах — враг, особенно если ему «помогает» таяние снегов на вершинах. Обрушиваются вниз страшные сели, и ежегодно с ними уносятся сотни жизней. Не один, не два — десятки селевых русел насчитал я, поднимаясь в автобусе к перевалу.
Чем ближе к седловине, тем сильнее сгущается туман. Или, точнее, не туман, а припавшие к земле облака. Под колесами — слякоть. Леса остались внизу, здесь же — лишь редкие, запорошенные снегом кусты можжевельника. На бесснежных участках обочины попадаются розетки первоцветов да едва зацветшие местные крокусы — их клубнелуковицы прекрасно приспособлены, чтобы растения переносили суровые горные условия.
Трудно сохранить редкостную флору и фауну Саланга. Обширные стада овец и коз скотоводов-кочевников в летний период почти полностью выедают травяную растительность — вплоть до границы таяния снегов. Травы пытаются сопротивляться, завоевывают свое место под солнцем хазмофиты — растения, прячущиеся только в расселинах, где козы им уже не страшны, — но и этим недотрогам несет гибель активная эрозия почв.
Симпатичные обитатели здешних районов Гиндукуша — карликовые пищухи, родственники кроликов и зайцев, — пока что многочисленны, однако они часто становятся добычей местных хищников — волков, лисиц, ласок, а самую главную угрозу несет им человек. Пищухи делают на зиму большие запасы травы и листьев, поэтому их называют еще сеноставками. Увы! — кочевники обирают эти «склады» (не из жестокосердия, а по причине собственных трудностей), обеспечивая скот зимним кормом, а жилища — топливом.
Самый прямой путь к спасению экобаланса Саланга — приучать скотоводов к оседлой жизни, но он же и самый непростой: существует традиционный уклад жизни кочевников, а ломка его болезненна. Хороши были бы иные меры: современная ирригация горных пастбищ, облесение склонов, может быть, создание резерватов, но на это потребны средства, а деньги сейчас очень нужны в иных областях экономики. Попытки обводнения земель к тому же упираются в высокую соленость почв. Но долгосрочные планы уже существуют, и где-то там, в будущем, видится решение сложных проблем неповторимого мира Гиндукуша и малой его части — Саланга.