Вокруг Света 1979 № 09 (2468) - страница 34

стр.

Было время, когда облепиху на острове совсем извели, и работникам заповедника пришлось завозить саженцы из Байсуна и с верховьев Туполанга, чтобы заложить питомник. Ведь не останься на острове облепихи — наверное, и фазаны отсюда ушли бы...

Природа не терпит грубых вмешательств и поправок, которые ей навязывают. Когда еще не было на острове заповедника, кому-то пришло в голову разместить на Арал-Пайгамбаре животноводческую ферму, завезли сюда больше двух тысяч коров. И вот начали вырубать тугайные леса, корчевать саксаул, выжигать тростник, собирать фазаньи яйца. Если бы не вмешалась Узбекская академия наук и не объявили Арал-Пайгамбар заповедником, утраты оказались бы необратимыми.

Но, даже став заповедником, остров пережил немало бед. «Освоение» тугаев и так привело к обеднению его фауны и флоры. А тут «преобразователи природы» выпустили еще на остров европейских ланей, сайгаков и даже антилоп-нильгау. Сайгаки и антилопы погибли, а лань вступила в конкуренцию с хангулами, и пришлось убирать ее с острова. В довершение ко всему остров пострадал в те годы от больших пожаров — на одну пятую выгорели леса. Лишь в последние полтора-два десятилетия вернулись островитяне к первозданным условиям своего обитания. Не все раны еще затянулись, и далеко не все утраты восполнены, но самое главное сделано — остров живет теперь заповедной, нетревожимой жизнью.

Многие обитатели острова чувствуют себя здесь весьма вольготно. Ну хотя бы дикие кабаны. Правда, от былого поголовья осталось всего ничего — неумеренная охота, выкашивание тростника и выпас скота сделали свое дело. Может, еще и поэтому тигры ушли отсюда — ведь в их рационе кабаны занимали очень важное место. Сейчас кабанов стало на острове больше, и в поисках съедобных корней они перепахивают все тропинки в тугаях, а по ночам их можно увидеть пасущимися рядом с оленями.

На острове немало хищников. Один из них — камышовый кот хаус. Его называют еще болотной рысью. Он забирается в глубину тугайной чащи, нередко тревожит фазанов. Одно время камышовый кот так расплодился, что пришлось ставить на него капканы, — нужно было уберечь других обитателей от его острых, как бритва, зубов...

Не однажды, пробираясь сквозь тугайные заросли, выходили мы к лежкам шакалов и видели спокойно спавших детенышей. Шакала называют трусливым, но он не труслив, скорее осторожен. А на острове его никто не тревожит...

Как-то шакалы так обнаглели — это случилось в голодную зиму, — что целой стаей преследовали зазевавшуюся дворняжку с базы, и пришлось Николаеву выручать ее из беды. По ночам они очень шумливы — отчаянно воют, лают, тявкают, плачут почти человеческими голосами. Николаев поведал мне узбекскую притчу. Пришли к древнему человеку два шакала. Одного из них человек приласкал — получил собаку. Другого прогнал — шакал остался шакалом и теперь не может забыть обиды...

Забредает на остров и гепард — красивая длинноногая кошка с желто-пятнистой окраской. Тот самый гепард, которого в древности специально дрессировали, чтобы возить на крупе лошади за спиной воина. Гепард наводил ужас на кавалерию и пехоту врага. В древности эту дикую кошку хорошо знали не только в Азии, но и в Европе, в Киевской Руси — ее использовали там для охоты на антилоп и зайцев. Прыть у нее и впрямь необыкновенная — ползком подкрадывается к добыче, а на расстоянии в сто-двести метров вскакивает и мгновенно настигает ее. Голос у гепарда очень своеобразен — иногда он мурлычет, как домашняя кошка; раздражаясь, фыркает и щелкает зубами, а то жалобно блеет, подобно козе. Впрочем, гепарда я на острове не слышал — поверил на слово егерю, а в Термезском зоопарке гепард почему-то молчал...

Когда перебираешься с северной оконечности острова к югу, сразу резко меняется пейзаж. Вместо высоченного тростника редкие кустики солянок, саксаула. Чувствуешь вдруг, как сквозь подошвы сапог проникает жар песка. Но пустыня не мертва.

Вот в двух шагах от тропы остановилось большое серое чудовище, похожее на ящерицу, сердито раскрыло пасть и дергает длинным хвостом. Глаза, словно пуговицы, навыкате, а живот раздулся, как барабан. Я уже знал, что это варан, «крокодил пустыни». Знал также, что он не столь безобиден, как некоторые думают: забирается иной раз в фазаньи гнезда и пожирает яйца. Выглядит он вроде бы неуклюжим, а носится по барханам, как заведенная модель крокодила, со скоростью сто пятьдесят метров в минуту. Чабаны его всегда недолюбливали: случалось, он кусал овец. Впрочем, «касаль» — большой варан — считался у кочевников и полезным: они верили, что если высушить и истолочь голову варана, а потом выкурить ее, то она исцелит от недуга...