Вокруг Света 1979 № 09 (2468) - страница 37

— А вдруг змею схватишь? Какого-нибудь щитомордника?

Предположение было в общем-то нелепое — что делать змее в ледяной воде? Но желание искать пропало.

Утром мы вспомнили о лягушкозубе. Подняли несколько камней, и увидели его. Теперь он казался обычней, проще, был не очень проворен, скорее медлителен. Не мог выносить солнечного света и все время сползал с камня в воду. Он уходил от наших рук, от нашего любопытства, от дневного блеска в свой темный холодный мир.

Лягушкозуб был сфотографирован и, казалось, перестал быть для нас загадкой. Но все же осталось такое чувство, будто в ту ночь мы соприкоснулись со сказкой: было маленькое блестящее чудо с крошечными искорками глаз.

В. Мосолов

У псковской земли особая судьба в истории страны. По-своему завидная, яркая, дающая основание ее обитателям, псковичам, для вполне законной гордости. И в то же время судьба суровая, многотрудная, какую, наверное, не всякая иная земля захотела бы к себе примерить. Вековая историческая страда определила в резких очертаниях псковский характер — открытый, подвижный, склонный к крайностям, легкопламенный, скорый на радость и печаль: в глазах еще слезы видишь, но уже улыбаются глаза... В Псковском краеведческом музее посетитель может прочитать текст телеграммы за подписью Верховного Главнокомандующего: телеграмма прислана жителям области в год ее освобождения от фашистских захватчиков. В телеграмме выражается благодарность псковичам за то, что они собрали на строительство эскадрильи боевых самолетов пять миллионов двести семьдесят одну тысячу рублей и триста пятьдесят девять тысяч восемьсот десять рублей облигациями... Свидетели тех дней помнят, что стояло за этими цифрами. Полностью или почти полностью разрушенные города, сожженные деревни, угнанные в рабство, погибшие на фронтах и в партизанских отрядах люди. И те, кто выжил и отдал последнее, как вдовица свою лепту.

Так было здесь принято всегда: держаться до последнего, отдавать последнее, оставаться верными своей натуре до конца, в радости и в беде вычерпывать свою душу до края. Потому что и жили-то всегда на краю. Стояли незыблемо краеугольным камнем Руси, одним из ее краеугольных камней. Камнем-кремнем, укорененным на западной кромке родимой земли. Оттого, должно быть, и кремль во Пскове называется Кром. Потому и краеугольная башня этого кремля, на самом мысу скалы воздвигнутая, зовется Кутекрома, то есть «кут» — угол Крома. Сюда, к полуосыпавшимся в XIX веке башням и стенам, любил приходить Пушкин, смотрел вниз на Великую, на Запсковье и Завеличье, озирался на громаду Троицкого собора, силуэт которого в хорошую погоду он мог видеть за тридцать-сорок километров от города. Вглядывался в дали родной истории...

Псковичи прошлого столетия хорошо помнили местные предания о юродивом Николае Салосе, мог эти предания слышать от них и Пушкин. Говорили, что, когда Иван Грозный появился в городе во главе опричного своего войска, жители в ужасе попрятались, напуганные слухами о кровавых расправах. Только блаженный Николка прискакал встречать гостей верхом... на палке. А еще говорили, что он вышел к царю с куском сырого мяса в руке и предложил Ивану отведать своего угощения, а когда тот отказался от мяса, время, мол, великопостное, Николка вопросил: мясо нельзя тебе, а кровь православную пить можно?.. Смутился царь и спешно покинул Псков со всем войском... Не эти ли предания вспоминались поэту, когда он писал своего знаменитого юродивого в «Борисе Годунове»? Есть ли что среди людей меньше, мельче и невзрачней, чем фигура уличного дурака? Но эта живая малость посрамляет великих, глупое безрассудство побеждает страх, крайность поступка оказывается спасительней благоразумной меры. Такова диалектика народного характера, Пушкин не мог ее не видеть, не воздать ей должного.

I

Псков от первых веков своего существования ходил в малых, в меньших, считался одним из «пригородов», порубежных «оплечий» Великого Новгорода. Но однажды надоело «меньшему брату» выслушивать подсказки и терпеть обидные понукания.