Вокруг Света 1981 № 12 (2495) - страница 2
— А так интересней.
После смены мы с Александром Домрачевым, монтажником с трехлетним стажем, вместе ехали в город. Он будто и не работал целый день — говорит, говорит; кажется, даже чуть-чуть красуется:
— Думаешь, сладкая жизнь у меня? А все потому, что я местный, на дне Чебоксарского моря вырос. Еще недавно соседи шуткой встречали: «Это ты нас топить собираешься?», а теперь один старик сосед с моими стариками здороваться перестал. Вообще-то жалко их,— понижает он голос.— Как новые дома посмотрели, шли — улыбались, а переезжать — в рев «На этом самом месте я в сороковом телочку выхаживала...»
Как-то неожиданно за окном начинается город. И так же неожиданно обрывается. Только что были многоэтажные дома, потом пониже, постарее — и вдруг ничего.
— Ну-ка, выйдем,— торопливо встает Домрачев.— Эй, притормози!
Крутит поземка. Тишина. Лишь вдалеке, у крайнего домика, топчется какая-то старушка.
— Красная площадь,— негромко говорит Саша.— Скоро тоже под воду уйдет. А отсюда, говорят, Чебоксары начинались...
Мы идем по кромке громадной котловины к городу, к старушке, все так же одиноко стоящей над бывшей площадью.
— Распроститься пришли? — спрашивает она нас, будто обычное это дело — прощание с площадью.— Тоже переселили? Всех переселяют. Квартеры дают И нам сулят — трехкомнатную, большу-ую. Пока не тронули, и слава богу.
Ее глаза слезятся на ветру Красная площадь, дома низенькие, с разноцветными крышами да речка Чебоксарка в деревьях и кустарниках — вот что видится старой чувашке.
Кучи еще не вывезенных пней, железобетонные блоки да Чебоксарка, никогда не замерзающая, быстрая, шумит, как вечно шумела,— вот что перед нами.
— Одна осталась... Замерзнет теперича, ой, замерзнет...
Как объяснишь старушке, что из десяти вариантов проекта принятый — самый оптимальный?
— Можа, пособите, сынки, чтоб нас не нарушали? Ежели море руками делать, так можно его и подвинуть чуток в сторонку! Я ж взросла здесь.
— Во-во, то же самое! — отойдя, в сердцах говорит Саша.— Вот и суди, легкая у меня жизнь?
В кабинете инструктора обкома комсомола раздался стук в дверь.
— Войдите!
Кто-то долго вытирал ноги в коридоре, наконец переступил порог, снял шапку.
— Здравствуйте вам!
Парень как парень, приехал на ГЭС из дальнего чувашского села, работать согласен кем угодно, но лучше всего шофером.
— Почему на ГЭСстрой? — спрашивает инструктор.— А не на тракторный, например,— такая же могучая стройка? ГЭС ведь кончают скоро
— Нет, на ГЭС,— твердо отвечает паренек и, будто застеснявшись этой своей твердости, добавляет: — Раньше не мог — из рядов Советской Армии только что прибыл.
До комсомольского штаба стройки мы ехали вместе. Удивительно простым и легким казалось все рядом с этим двадцатилетним пареньком. Дорога, забитая машинами, вызывала у него восхищение:
— Вот это да! Это по-нашему! Как на больших учениях.— Потом застенчиво добавил: — Еще б хороших друзей найти...
Я обещал познакомить его с Домрачевым.
Обрадовался, не знал, как и благодарить,— развязал свой солдатский мешок и тут же, в кабине самосвала, стал угощать меня и водителя. Прибыл на ГЭС с шаром шыртана (Шыртан — домашняя чувашская колбаса) , буханкой хлеба да с парой толстых шерстяных носков про запас. Я запомнил его имя и фамилию: Василий Васильев.
...У турбинистов обедали. Бригадир жевал колбасу с черным хлебом, запивал горячим чаем из алюминиевой кружки и одновременно играл в шахматы. В каждом его движении, в каждом слове — обстоятельность.
— На первой ГЭС народилась первая дочка. На второй — вторая...— начинает он рассказывать мне свою биографию.
После этих слов следует долгая пауза, словно бригадир вспоминает, как все было, как рождались у него дети, как жена сидела с ними.
— Яслей и садиков тогда не было, это теперь стройки начинаются с жилья, со всяких там удобств, раньше было не так. На четвертой, значит, они уже в школу ходили...
И опять пауза, после которой он сообщает о следующей вехе —на пятнадцатой ГЭС старшая пришла и сказала: «Я — замуж, папа...»