Вокруг Света 1981 № 12 (2495) - страница 36

Кенге, охотник, спавший в хижине, вышел и тоже стал кричать. Он был единственным мужчиной, не севшим на корточки у хижины. Он был молод, обладал громким голосом и язвительным языком. Я слышал, как он закричал: «Сефу старый бесплодный дурак. Нет — старое бесплодное животное. Мы с ним обращались как с человеком, теперь он для нас животное!»

Все вроде уже угомонились и ругали Сефу поспокойнее, хотя перебирали все его прегрешения. Зачем он разбил лагерь вдали от деревни? Почему плохо обращается с родичами? Он стал обманщиком, в своем лагере грязи накопил, да и в личных делах нечистоплотен!

Наконец вернулись остальные, впереди всех Сефу. Без единого слова он прошел в свой лагерь. Эльянга сел к костру и провозгласил, что Сефу все испортил и теперь придется уничтожить огонь и покинуть лагерь. Было решено собраться всем и позвать Сефу. Дело срочное, решать надо немедленно. Кенге, воспользовавшись случаем подкрепить свою репутацию остряка, стал в центре лагеря и, глядя на лагерь Сефу, закричал: «Ньяма"е, ньяма"е, пика"и, ньяма"уе!..» («Там животное, там животное, выходи, животное!») Молодежь смеялась, но старшие не обращали на него внимания. Настроение у Кенге испортилось. И тут появился Сефу.

Он шел, нарочито не торопясь. Все сделали вид, что заняты своими делами. Глазели на огонь или на верхушки деревьев; жарили бананы, курили, строгали стрелы. Эльянга и другие охотники проявляли нетерпение, но молчали. Никто не сказал ни слова. Сефу подошел к обрубку дерева, на котором пристроился молодой парень. В обычное время тот без разговоров уступил бы ему место, но сейчас сидел развалившись. Сефу подошел к обрубку, где устроился другой парень Амабосу, и, видя, что и тот не обращает на него внимания, потряс его за плечо. Тогда кто-то сказал: «Животные валяются на земле».

Сефу пустился в долгие рассуждения: он старейший охотник, один из лучших охотников, нехорошо обращаться с ним как с животным. Вы, мол, ведете себя грубо, как высокие люди в деревне.

Старый охотник Масиси поддержал его и велел Амабосу уступить место. Амабосу с презрительным выражением лица поднялся и отошел. Старик Маньялибо встал и произнес речь о том, как всем хочется, чтобы лагерь был хороший, чтобы люди собирались с песнями, обильной пищей и куревом. Но, сказал он, Сефу никогда не участвовал в общих сборищах, его род никогда ничего не приносил в общую корзину.

Сефу пытался прервать Маньялибо, но Масиси, поддержавший его во время инцидента с молодыми парнями и имевший родичей в лагере Сефу, грубо оборвал крикуна. Он напомнил Сефу, что, когда умерла его дочь, тот с готовностью принял помощь и пищу, слушал песни. Все ему помогали. Все! А он? Эльянга вскочил с места и резко взмахнул кулаком над огнем. Он выразил надежду, что Сефу упадет на свое собственное копье и сдохнет, как животное. Все гневно кричали, а Сефу разразился слезами.

Получалось, что, когда расставляли сети последний раз, Сефу, не поймавший за день ни одного животного, ухитрился поставить свою сеть впереди других. Конечно, к нему и побежали от загонщиков первые животные.

Сефу робко доказывал, что случайно оторвался от остальных охотников, что ждал их и, только когда начали гнать дичь, тогда и расставил сеть. Он сказал, что вообще ему полагалось место получше у общей сети. Разве он не важная фигура, не вождь своего рода? Маньялибо потянул Эльянгу за набедренную повязку, чтобы тот сел, и сказал, что нет смысла продолжать разговор.

Сефу — большой вождь, а вождь бывает только у высоких крестьян. У мбути никогда не было вождей. У Сефу свой род, где он вождь, так пусть идет со своими и охотится в другом месте, где будет вождем,— закончил Маньялибо.

Униженный Сефу понял, что потерпел поражение. Он просил прощения, повторяя, что не знал, где поставил сеть, и отдаст все мясо. В сопровождении толпы мужчин он отправился в свой лагерь и приказал жене отдать добычу. Отказать она не могла, тем более что пришедшие обшарили ее корзину и навес, где она, конечно, и припрятала печень. Опустошили даже котел, в котором варят пищу. Семья Сефу громко протестовала, он плакал, но слезы его были явно вымученные. Он хватался за живот и говорил, что умрет от голода.